Я опять спросил, а присылали ли накануне сообщение. Да, посылали. Ну значит, я сам виноват, что не посмотрел. Нужно проверять телефон каждый день. Увидел бы я чертово сообщение, то мог бы сам поехать к прокурору. А теперь меня опять везут полицейские.
Мне пришлось подняться к себе в спальню, чтобы опять собраться, одеться, правда, на сей раз я решил обойтись без галстука – чтобы не нервировать прокурора. Лосьоном я поливаться тоже не стал.
Спустившись, я сообщил полицейским, что желаю ехать на собственной машине. Те в ответ мягко возразили, что если бы я увидел сообщение в телефоне, то именно так бы и мог поехать. Было видно, что им не хотелось возвращаться с пустыми руками. Они задумались, помолчали, потом пошли к своему фургончику, припаркованному у обочины, и о чем-то переговорили с ожидавшими их товарищами. Затем водитель сел за руль, а полицейский, сидевший внутри, выбрался и направился ко мне.
Он сказал, что поедет со мной на моей машине. Так мы и поехали следом за фургончиком. Ехали мы очень медленно, то и дело останавливаясь. Сквозь заднее зарешеченное окошко фургончика мне хорошо были видны лица обоих полицейских. Время от времени я украдкой поглядывал и на того, который сидел рядом. Почему-то лица деревенских парней, достигших подходящего для армии возраста, иногда неожиданно приобретают особенную жесткость. Лбы, носы и челюсти полицейских выглядели грубыми. Еще одной особенностью было то, что у них были широкие затылки и запястья. Разглядывание отвлекло меня.
Мы подъехали к зданию прокуратуры, прошагали по коридорам, стены которых были выкрашены в темно-зеленый цвет, мимо судебных приставов, выкрикивавших фамилии, прямо к кабинету господина прокурора. Там внутри явно кем-то занимались: меня попросили подождать за дверью, и ждать пришлось примерно сорок пять минут.
Здание прокуратуры обладает одним свойством: если окажется в нем даже совершенно невиновный человек, то сочувственные взгляды окружающих и гнетущая обстановка рано или поздно обязательно заставят его почувствовать свою вину.
Когда прокурор наконец пригласил меня, я сразу заметил, что его галстук был повязан еще небрежнее. Наверное, этого молодого человека просто никто не учил, как правильно завязывать галстук. Рубашка прокурору была явно велика, манжеты доходили до середины запястья и мешали ему, но, не обращая на это внимания, прокурор упорно подписывал какието бумаги из оранжевой папки. Он сделал мне знак садиться, я сел. Молоденькая секретарша за компьютером с давно немытыми светлыми волосами, нездоровая и бледная на вид, с опаской посмотрела на меня. Затем опустила голову и продолжила писать. В общем, прокуратура была на редкость тоскливым местом.
Закончив дела, прокурор начал задавать мне вопросы о Светлане; по его словам, «расследование в отношении нее продолжалось». Сначала он попросил меня сказать, какого я мнения о ней, что она за человек, не был ли я свидетелем каких-либо ее подозрительных поступков. Я сказал ему, что Светлану знаю не очень хорошо, так как всего несколько раз видел ее в доме у Али, но она всегда казалась мне умной, исполнительной, сообразительной, внимательной, понятливой, спокойной, хорошо образованной – одним словом, человеком, который отлично справляется со своей работой.
– То есть спокойно убить человека она смогла бы? – уточнил прокурор.
– Не могу вам ничего об этом сказать, так как никогда никого не убивал и поэтому не знаю, как обычно убивают, – спокойно и хладнокровно ответил я. – Извините, но я не смогу ответить на ваш вопрос.
Мой ответ прокурора, конечно, разозлил – а между тем намерений у меня таких не было. Полагаю, что он злился еще и потому, что в прошлый раз судья не счел нужным задерживать меня надолго. Я заметил, что, когда прокурор злится, он запускает руку в шевелюру и откидывается в кресле. Он повторил оба движения и тут же начал подробно расспрашивать меня обо всех особенностях того злосчастного вечера.
Я рассказал ему все до мельчайших деталей. Поведал обо всех приятелях Арзу и обо всех их шутках. В общем, я постарался выглядеть ответственным гражданином, который уважает законы и всегда готов оказывать содействие любым государственным органам.
Некоторые вопросы он задавал по два раза. Скорее всего, проверял, повторю ли я то же самое. Я решил не придавать этому значения. Рассказывал ему все, о чем он просил. Я даже рассказал, что спрятался в кабинете Али, потому что мне надоела шумная толпа гостей, и рассматривал книгу про Алвара Аальто.
– О ком книга? – переспросил он.
– Об одном очень известном финском архитекторе.
– Как его фамилия? Альто?
– Произносится Альто, но пишется с двумя «а».
– Ладно, продолжайте. Итак, вы листали книгу про этого архитектора. А что было потом?
– Я увидел, как Светлана вышла из своей комнаты, а потом вернулась.
– Зачем она выходила?
– Не знаю.
– У вас нет предположений?
– Она ходила в туалет.
– Откуда вы знаете.
– Предполагаю.
– Хммм. Понятно. А Фериху вы видели?
– Нет. Я, в общем-то, такую даже не знаю.
– Ну, а если бы знали?
– В смысле?
– Ладно. Светлана больше не выходила?
– Нет, насколько я помню, не выходила.
– Что значит – насколько я помню?
– Возможно, она вышла после того, как я ушел.
Допрос мне ужасно надоел, но показать свое недовольство права у меня не было. За этим занятием – вопросами, ответами и фразами, обращенными к секретарше «Пиши, пиши!» – прошел примерно час. Прокурор не только задавал мне вопросы, но и объяснял секретарше, как записывать мои ответы, а также диктовал их ей, немного меняя их, словно я был не в состоянии нормально рассказывать. Я не возражал, так как смысл он не менял. У меня было только одно желание: как можно скорее добраться до дома и насладиться покоем и отдыхом в тишине среди книг, которые шуметь не умеют.
Хвала Аллаху, все наконец закончилось. Вежливо кивнув на прощание прокурору, я удалился. Было ясно, что Светлане грозят серьезные неприятности.
Время шло к полудню, когда я вышел из прокуратуры. Желудок напомнил мне, что я не успел позавтракать. Я направился было к закусочной, перед которой на улице стояло несколько простых деревянных столиков, и тут увидел свою журналистку. Девушка сидела за одним из столиков кафе с тремя молодыми людьми. Они ели бублики-симиты и прихлебывали чай из пузатых стаканчиков-армудов. Моя знакомая со смехом о чем-то рассказывала приятелям, с аппетитом жуя симит.
Она заметила меня почти сразу; поначалу на ее лице отразилась растерянность, затем она встала, подошла ко мне и протянула руку. На этот раз она была в узкой черной юбке и серой блузке с коротким рукавом. Она спросила, что я здесь делаю, хотя прокуратура находилась напротив кафе. Я рассказал о допросе.
– Н-да… – задумчиво протянула она. – Светлану отправили в Уголовный суд. Так что теперь болееменее ясно, кто преступник.
