Она долго размышляла, затем спросила, нет ли поблизости еще пансиона, и, узнав, что нет, нехотя согласилась.
– Кажется, у меня и в самом деле нет выбора, – вздохнула она. – Я только боюсь, что доставлю вам беспокойство.
– Вообще-то ты права, – согласился я. – Под этой крышей, кроме Мехмеда и меня, еще никто никогда не ночевал. Я и сам этого не хочу, но…
– Что значит – «но»? – спросила она с любопытством.
– Кажется, другого выхода и в самом деле нет. А ты непохожа на тех, кто доставляет беспокойство.
Произнеся эти слова, я внезапно заметил, что давно перешел с «вы» на «ты», но она не обращала на это никакого внимания.
Нужно было немного подготовить комнату, в которой предстояло переночевать девушке. Мы вместе пошли туда и разобрали кушетку. Поднявшись к себе, я достал из шкафа выстиранное, выглаженное и аккуратно сложенное заботливыми руками Хатидже-ханым постельное белье и полотенце. Потом вновь спустился. Девушка сидела на кушетке, безвольно опустив руки. Я спросил, о чем она думает. Оказывается, она думала о Михаиле и о том, правду ли я ей рассказал. А если правду, за что женщина так обошлась бы с собственным мужем?
– Мне кажется, Михаил говорил правду, – ответил я. – Это было ясно по тому, как он был взволнован. Понять, почему датчанка так поступила, мы могли бы, только выслушав их рассказ, но у нас нет такой возможности. Да и все равно неясно, где кончается правда и начинаются выдумки.
Она достала из своей большой сумки айпад и спросила, есть ли в доме интернет.
– Есть, – ответил я.
Она спросила, можно ли узнать пароль.
– Попробуй догадаться, – улыбнулся я. Ее лицо внезапно просияло.
– Керберос! – догадалась она.
– Угадала, – сказал я.
Затем она спросила название отеля в Минске и сказала, что перед сном хочет посмотреть, где произошла история.
– Ты великолепная слушательница, – заметил я. – Спокойной ночи, детка.
– Вот только не надо говорить мне «детка», меня это бесит.
– Хорошо, – согласился я, – спокойной ночи.
Поднявшись к себе, я вдруг понял, что ее присутствие в доме меня вовсе не раздражает. Что было для меня необычно.
Тем не менее той ночью я не спал, но вовсе не из-за девчонки, а из-за Кербероса. После того как мы улеглись, он принялся громко лаять, словно решил уподобиться своему имени и своему огромному папаше. Он долгое время не замолкал, его явно что-то беспокоило. Но что же именно? Я несколько раз открывал дверь, чтобы прикрикнуть на него, но это не помогло – он продолжал лаять.
В конце концов я вышел в сад и на заборе рядом с будкой Кербероса увидел белую кошку Арзу. Кошка сидела близко к Керберосу, но так, чтобы он не мог ее достать. Поджав под себя все четыре лапы, пристально, не сводя глаз, она смотрела на собаку. Холодный, злой взгляд кошки мне напомнил взгляд одного человека. Но кого? Я не мог вспомнить. Она была похожа на какую-то женщину, готовую совершить предательство, и, несмотря на всю жестокость своего поступка, гордилась им.
Животные хуже людей, подумал я. Надо же, как сражаются два эгоиста. Я вернулся в дом, взял свой армейский нож и вновь тихонько вышел в сад. Кошка не видела и не слышала меня из-за громкого лая Кербероса. Я взял нож за самый кончик лезвия, прицелился и быстро метнул его в кошку. Нож только задел ее, правда, и этого хватило, чтобы напугать. Она подскочила и скрылась в темноте. Вообще-то я не хотел ее убивать, мне с того никакой пользы не было, но это был единственный способ заснуть той ночью.
Я поднял нож с земли и, входя в дом, увидел, что девушка тоже проснулась. Увидев, что я иду из сада с ножом в руке, она испугалась и спросила, что произошло. Я ей рассказал все, как было. Добавил, что хотел убить кошку, потому что не мог заснуть, но у меня ничего не вышло.
– Ножом? – растерянно переспросила она.
– Да, – подтвердил я. – В армии я был командиром, раньше хорошо метал нож, но, надо же, теперь все забыл. Ну, давай, теперь спокойной ночи.
Той ночью больше не раздалось ни звука, поэтому я смог заснуть легким сном, таким же мягким, как шерсть белой кошки.
10
Минареты, которые пьют воду, знакомство с Любимой, опасности любви, признания на берегу
Когда я проснулся тем утром, синих зайцев не было. Никто не знает, куда они исчезли, но вместо них я увидел что-то, напомнившее мне рассвет в Стамбуле. В те злосчастные дни я страдал бессонницей и совсем не мог заснуть. Я лежал с открытыми глазами до утра либо бродил по площадям и проспектам Стамбула, вероятно, напоминая случайным прохожим призрака с разбитым сердцем.
В один из тех дней под утро я пришел в Ортакёй. Уже начинало светать, и все было освещено первыми лучами солнца. Эти лучи выкрасили в красный цвет воды Босфора, и от этой красноты мои глаза, такие же красные от бессонных ночей, жгло, словно перцем. На улицах никого не было. Ни людей, ни машин, ни пароходов и, что самое странное, ни птиц, ни котов. Весь мир словно вымер.
Именно в тот момент я увидел, что оба минарета мечети Ортакёй, слегка вздрогнув, наклонились, затем мягким движением, словно вытянувшие шею лебеди, потянулись к проливу и попили воды. Их наклон образовал две очень красивые дуги на фоне купола. Движение минаретов было очень аккуратным и произошло синхронно. Оно напомнило мне последнюю сцену балета «Лебединое озеро», которую я видел в Большом театре в Москве.
Я посмотрел на противоположный берег Босфора и увидел, что минареты всех стоявших на берегу мечетей склонились попить воды. Они погрузились в воду до самых балкончиков. Значит, именно так минареты пьют воду, когда никто не видит. Те мечети, что стоят на берегу, наклоняют свои минареты к морю, а что же делают те мечети, что стоят далеко от берега? Они, наверное, пьют воду из бассейнов или из мелких рек.
Минареты мечети Ортакёй через некоторое время медленно и синхронно поднялись, отряхнулись и вновь застыли. По ним стекала вода, они блестели на солнце, однако быстро высохли. По мере того как на улицах становилось людно, все приобретало обыденный вид, и никто не заметил того, что произошло.
Начиная с того самого дня, иногда вместо синих зайцев по утрам я вижу эти минареты. Но гораздо реже я вижу коня, черного, как вороново крыло. Он огромный и сильный, шкура лоснится на солнце. Кажется, что в его теле прячется целый табун.
Все, о чем я говорю, это не сны – сны мне не снятся. Все это какие-то видения, фантазии, даже не знаю, как их назвать. Но они посещают меня, когда я уже проснулся, но лежу с закрытыми глазами.
Я не собирался рассказывать молодой журналистке о том, что однажды видел минареты, которые пьют воду. Она и так была сбита с толку моими рассказами и пыталась понять, где правда, а где вымысел. Ночью она и в самом деле принялась разглядывать фотографии того отеля в Минске: шикарный вестибюль, вращающуюся дверь, швейцаров в униформе. Все это помогло ей лучше понять историю Михаила и живо представить ее. Так она сама сказала. Современные технологии помогают оживить любой рассказ, каким бы он ни был заурядным, и наполняют его интересными деталями, а за эти детали она была мне очень благодарна.
