Обогнав мужа в коридоре, Джессика чмокнула его в щеку. Что касается этих выходных, то у нее были прекрасные, прекрасные предчувствия.
Корал, стоя в проеме входной двери, взяла Лилли на руки, чтобы та помахала маме и папе ручкой. Она схватила зятя за руку.
– Присматривай за ней, милый.
– Присмотрю, – улыбнулся он.
– Все будет хорошо, Мэттью. Просто ей нужно дать немного времени и нежной и любящей заботы, – с улыбкой проговорила Корал, веря, что эти выходные станут для обоих так необходимой им передышкой.
Кивнув, Мэттью поднял с пола сумки с ночными принадлежностями.
Лилли усердно махала рукой, а потом расплакалась, после чего замахала с новой силой.
– Ни о чем не беспокойтесь, все будет прекрасно! Увидимся в воскресенье! – крикнул Роджер, когда они, уложив сумки в багажник, прыгнули в «Эдит».
Глядя в боковое зеркало заднего вида, Джессика наблюдала за тем, как ее семья все удаляется от нее, становясь все меньше и меньше. Опустившись поглубже в кресло, она улыбнулась и нажала на кнопку радио. Передавали песню Адель Someone Like You.
– Помнишь, как мы танцевали на кухне? – спросила она, глядя, как мимо нее проносятся дома на Мертон-авеню, магазины, рестораны и бары на Чизик-хай-роуд. Оба мысленно вернулись в тот волшебный вечер, который, как им казалось, остался в их прошлой жизни. Джессика смотрела на своего красавца-мужа. Протянув руку, она положила ее ему на бедро. – Мы можем вернуться к этому, Мэтт. Можем. Я знаю. – Она сжала его бедро, обтянутое джинсами. – Я люблю тебя. И это самое главное, разве не так? Я люблю тебя.
– Я знаю. – Мэттью посмотрел на жену. – Я тоже тебя люблю.
Меньше чем через час Мэттью включил поворотник и повернул «Эдит» на покрытую гравием дорогу к отелю «Клайведен-Хауз».
– О, круто! – Подавшись вперед, Джессика вглядывалась в большой дом перед ними. – Сногсшибательно!
Мэттью погладил приборную панель «Эдит».
– Не тушуйся, «Эдит». Возможно, у тебя не самый роскошный мотор из тех, что когда-либо проезжали по этой дорожке, но недостаток великолепия с лихвой искупается твоей надежностью.
Джессика ухмыльнулась.
– По-моему, ты говоришь как сумасшедший!
– Черт побери, Джесс, не говори чепухи. – Оба от души расхохотались точно так же, как прежде.
У них был шикарный номер, пышный и причудливый, в нем была кровать с балдахином и старинные столики в форме полумесяца, на которых стояли элегантные лампы, что придавало номеру определенный уют. Через большое подъемное окно с завязанными шнурами бархатными шторами открывался чудесный вид на потрясающе ухоженный парк. В смежной с номером ванной комнате со старинным латунным радиатором стояла большая овальная ванна.
– Здесь довольно мило, – пробормотала Джессика, сидя у спинки кровати и доедая большую порцию равиоли с омаром и запивая шампанским. Сначала она сомневалась, стоит ли ей пить, учитывая, что она принимает лекарства, но они с Мэттью решили, что за один вечер ничего не случится, в конце концов, это было своего рода лечением. После второго бокала она согласилась с тем, что это великолепная мысль!
Оба лежали посередине кровати, на смятых простынях и смотрели в окно. Вечер был тихим, воздух – теплым, а обстановка – замечательной.
Положив голову мужу на грудь, она ощущала под своей щекой тихую пульсацию. Она моргнула.
– Я пощекочу тебя ресницами, – прошептала, она, моргая ресницами и прикасаясь к его бледной коже и чувствуя, что Мэттью обнимает ее. Они разговаривали тихо, не спеша.
– До встречи с тобой меня никто не щекотал ресницами. Помнишь?
Она улыбнулась.
– Ты многого тогда не знал.
– Верно. – Он чмокнул ее в макушку.
– Ты не знал, как нужно называть машины. Помню, я спросила тебя, как называется твой маленький «Фиат», а ты посмотрел на меня так, словно я спятила. У него был номерной знак R ноль пятьдесят пять, а ты разъезжал на «Россе», даже не догадываясь об этом. – По тому, как всколыхнулась его грудь, она поняла, что он тихо смеется.
– И я не знал, когда нужно приправлять еду красным или коричневым соусом
[15].
– Но это так легко запомнить. – Она закатила глаза. – Красным соусом приправляют все блюда, за исключением тех, что начинаются на букву «П», такие как пирог или паста, в этом случае употребляют коричневый соус. Во всех остальных – красный соус. Это так легко.
– А как насчет паэльи?
– Ее, умник, едят вообще без всякого соуса, хотя мы нечасто ели паэлью, когда я была маленькой. Впрочем, и рыбные палочки мы ели довольно редко.
Они рассмеялись, лежа, прижавшись друг к другу, расслабившись оттого, что им удалось раздуть пламя счастья из едва тлеющих угольков. В глубине души Джессика испытывала головокружительное удовлетворение, словно она прошла курс лечения. Ей стало легче, намного легче. Это было лекарством для нее, тем, в чем она нуждалась – лежать в объятиях своего мужа, наслаждаясь покоем оттого, что они вместе и только вдвоем. Она заговорила тихим голосом, понимая, что может все испортить, и беспокоясь о том, поймет ли он ее.
– Мне здесь нравится, – прошептала она.
– Мне тоже, – сонно пробормотал Мэттью.
– Тебе… тебе никогда не хотелось, чтобы так было всегда?
– Гммм? – Мэттью почти спал и не расслышал.
Джессика перевела дух.
– Тебе никогда не хотелось вернуться в те времена, когда нас было только двое? – Не договорив, она замолчала, а потом продолжила: – В те времена, когда мы могли делать все, что хотели. Только мы вдвоем? – Она услышала, как он вздохнул, но ответа не последовало. Джессика восприняла это как сигнал к продолжению. – Иногда я думаю о той ночи, когда мы зачали Лилли. Нужно было бы назвать ее Пиммс. Помнишь, мы были такими пьяными, когда зачинали ее, я была уверена, что она появится на свет с ломтиками огурца и с кусочками клубники на голове. – Джессика засмеялась.
Мэттью тоже засмеялся.
– Лучше нам ей об этом не рассказывать! Гораздо лучше, если она будет считать, что мы планировали ее рождение и очень хотели ее, пусть она не знает, что появилась на свет после пары лишних стаканчиков!
Приподняв голову, Джессика прислонилась к его плечу.
– Как… как было бы хорошо, если бы я не пила в тот вечер. Лучше нам было бы подождать несколько лет, не отклоняясь от нашего пятилетнего плана, и чаще проводить время так, как сейчас.
Отстранившись от нее, Мэттью поднялся и сел на кровати.
Погладив пальцами его сильную обнаженную спину, она продолжала:
