– Где мои красавицы? – позвал Мэттью, распахивая перед собой дверь и ставя портфель на пол.
Джессика слышала, как он бросил ключи на пристенный столик и на цыпочках прошел на кухню. Потом она услышала стук обручального кольца о перила и звук его шагов по лестнице.
– Так… они в спальне! – крикнул он.
В ответ Лилли взволнованно завопила.
– О, дорогуша, думаю, мне придется поколотить этот весьма комковатый матрас. Вот так! – Мэттью осторожно стукнул по кровати слева от жены, которая так же, как их дочь, фыркнула от удовольствия.
– О нет, Лилли, он нашел нас! – Джессика согнула ноги, чтобы не толкнуть Мэттью.
Зарычав, он просунул голову под простыню.
– Вот вы где! – Он заполз под одеяло и улегся рядом со своими девочками в их импровизированном укрытии. – Как прошел день?
– День прошел хорошо! Лилли ходила вокруг стола, а я ее только слегка поддерживала. И она распробовала брокколи, когда я сказала ей, что это маленькие деревья, а она – великан, который срывает их и пожирает все целиком! А теперь, внимание, барабанная дробь, она сказала «носок»!
– Носок! Как чудесно! – Мэттью поднял дочь и поцеловал ее ножку. – По крайней мере, мы знаем, что, когда мы выпустим ее в большой мир, ее пальчики всегда будут в тепле. – Он улыбнулся.
– Эй, мы ее пока не выпускаем, ей всего девять месяцев. Думаю, у меня будет время подумать об этом в следующие двадцать девять лет и два месяца.
Сбросив простыню, Мэттью сел на кровати, а Лилли, забравшись на маму, дотянулась до лампы на прикроватном столике.
– О нет, нельзя, маленькая проныра! – Джессика оттащила ее назад и, встав, шлепнула Лилли по попе. – Ну-ка, живее, Лилли Роуз, нам нужно накрыть стол и охладить вино, потому что, когда ты заснешь, я собираюсь изнасиловать твоего папочку, да, изнасиловать! Я изнасилую этого глупца!
Лилли смеялась.
Расстегнув рубашку, Мэттью стянул галстук.
– Скоро тебе придется следить за своими словами в ее присутствии. Она повторяет все, что ты говоришь! – Он рассмеялся.
– Любимый, ей удалось сказать всего лишь «носок». Думаю, до изнасилования еще далеко.
– Ок! – выкрикнула Лилли и захлопала в ладоши.
– Довольно похоже! – ухмыльнулся Мэттью.
– И я приготовила ужин. Пока мы болтаем, большая жирная курица жарится в духовке, а еще есть картофельное пюре и овощи, остается только полить их подливой.
– Ну и гадость! – засмеялся Мэттью.
– Да, куча гадости!
Повернувшись, Джессика посмотрела на своего любимого. Антидепрессанты в сочетании с консультациями психотерапевта и продуманными приемами релаксации, предложенными Пазом, оказывали свое действие. Всего три месяца назад, когда они с Полли рыдали на пляже, Джессика не могла представить себе, что все так изменится. Но с тех самых пор, как доктор сказал: «У вас послеродовая депрессия», словно тяжесть свалилась с ее плеч. Джессика перестала грустить и не испытывала стыда, она чувствовала облегчение. Большое-большое облегчение. Какой-то разумный, сведущий в медицине и опытный человек дал название тому, что разрушало ее, и не только дал этому название, но определил, что это болезнь. Она была больна. Не сошла с ума, а заболела.
Они с Мэттью держались за руки, и слезы текли у них по щекам, когда врач объяснял им, какое действие оказывает на человека эта болезнь. Он рассказал, что чаще всего она вызывает изменения на гормональном уровне и поражает от десяти до пятнадцати процентов недавно родивших женщин. Полли была права, заболевание было довольно распространенным. В отличие от анкеты, которую она заполняла для патронажной сестры, на этот раз Джессика честно рассказала о посещавших ее пессимистических мыслях, о чувстве вины, которое она испытывала оттого, что считала себя плохой матерью, и даже о том, что она думала причинить вред себе и ребенку. Мэттью был ошеломлен, но сжал ее руку еще крепче, за что она была ему безмерно благодарна. Потом доктор назначил ей ежедневную дозу миртазопина, который должен был помогать ей бороться с депрессией. Он также подчеркнул, что ей необходимо регулярно питаться, и порекомендовал физические упражнения и сеансы релаксации с психотерапевтом, она выбрала Паза.
Как бы ей этого ни хотелось, Джессике не стало лучше на следующий же день как по мановению волшебной палочки, но она ухватилась за этот диагноз, как за спасительный якорь. Она была нездорова и точно так же, как если бы она страдала от головной боли или чего-то еще похуже, должна была принимать лекарства, помогавшие ей почувствовать себя лучше. Она принимала их. Медленно, но верно ее самочувствие стало улучшаться с каждым днем, и наконец однажды утром она ощутила, что как будто проснулась после дурного сна. Ее чувства обострились, мысли стали оптимистичными, но, что было лучше всего, она стала дорожить каждой секундой, проведенной со своей маленькой дочкой. Джессика и Лилли словно наверстывали упущенное. Лилли уютно устраивалась на коленях у матери, а Джессика читала ей книжки, они подолгу гуляли и кормили уток. Приятнее всего было осознавать себя нормальной матерью. В тот день она целый час купала Лилли, изумляясь ее розовым пальчикам на ногах, пухлой попе и заразительному смеху. Она выглядела идеально. Готовить для нее завтрак больше не было рутиной, каждое утро она готовила его с радостью, поглядывая на свою дочь и слушая ее лепет.
Жизнь, однако, была неидеальна. Она по-прежнему каждый вечер падала в кровать выжатой как лимон, как и любая другая молодая мать, и все еще случались моменты, когда она тосковала по своей прежней жизни, скучала по их отношениям с Мэттью, когда они были сконцентрированы исключительно друг на друге. И секс… да, те проделки, что были до рождения Лилли, все еще оставались воспоминаниями. Разница была в том, что она наслаждалась мгновеньями радости, общаясь с дочерью, а думая о будущем, уже не страшилась его так же, как прежде. Черная туча, под которой она жила, не развеялась полностью, она превратилась в серую, и в ней появились большие просветы, через которые Джессика могла высунуть голову и вздохнуть.
Мэттью, улыбаясь, стоял на лестнице. Ему нравилась изменившаяся Джесс, которая была очень похожа на прежнюю, но, возможно, стала не такой сумасшедшей и чуть более ответственной. Когда он смотрел, как она вместе с Лилли кормит уток, его наполняла невыразимая радость. Ему с трудом верилось, что всего три месяца тому назад он боялся оставлять их вдвоем.
– Итак, вы хорошо провели день? – спросил он жену, выходящую на лестничную площадку.
– Да, Мэтт, – улыбнулась она. – Очень хорошо.
2 марта 2015 г.
Сегодня со мной произошло нечто странное и удивительное. Я шла по коридору на сеанс арт-терапии и на полпути принялась напевать себе под нос. Я остановилась, я была до того поражена, что прислонилась к стене.
– Вы в порядке? – спросила меня одна из уборщиц.
Я кивнула. Со мной не просто было все в порядке, я сияла. Я напевала про себя и, пока шла, мурлыкала себе под нос! Возможно, это может показаться мелочью, но позвольте сказать вам, что это, на самом деле, очень важно. Не могу вспомнить, когда я пела в последний раз. Не могу вспомнить, когда в моей голове находилось место для стихов и музыки. Это было приятно. Это была та песня, под которую мы с Мэттом танцевали на кухне, от этого, вспомнив, какой я была прежде, я почувствовала себя счастливой. Я пришла на занятия с позитивным настроем, подумать только, я и позитивный настрой! Удивительно. Мне сказали набросать первое, что придет мне на ум, и я нарисовала ущелье. Лилли, Мэттью и мои родители стояли на одной стороне, а я – на другой, они махали мне рукой, приглашая присоединиться к ним, но не было ни моста, ни каната, ничего. Я застряла.
