Она на каблуках подбежала к станции и прибавляла звук до тех пор, пока ритм не стал отдаваться от их ребер и бокалы на полке не начали подпрыгивать от басов. Обхватив голову руками, Джессика кружилась и танцевала под эту песню, останавливаясь только для того, чтобы отпить из бокала и передать его своему любимому. Мэттью как никогда скоро был очарован своей эффектной женой, танцующей на кухне на каблуках и в нижнем белье. Коктейль закончился, и послышалась мелодия в другом ритме. Быстрый танцевальный ритм сменился нежной и западающей в память песней Адели Someone Like You. Джессика медленно подошла к своему мужчине и, скользнув в его объятия, обхватила его за шею. Мэттью обнял ее, и они раскачивались посреди кухни, опьяненные коктейлем. Они медленно танцевали, потом перешли к поцелуям и, в конце концов, упали на пол, где Джессика сбросила свои лабутены, и Мэттью, избавившись от своих комплексов, занялся любовью со своей неотразимой женой.
Мэттью пригладил волосы и поддернул манжеты, бочком пробираясь на место рядом с боссом. Он кивнул в знак приветствия своим коллегам, они, видимо, расправились с первым блюдом и ожидали второго. Джессика расцеловала супругу Магнуса в обе щеки.
– Простите нас за опоздание, Магнус, на дорогах – сущий кошмар, что-то случилось на шоссе A4. Полная неразбериха. – Избегая смотреть ему в глаза, Мэттью сосредоточился на том, чтобы расправить салфетку на коленях.
– О, нужно было позвонить мне. – Магнус помолчал. – Мы могли бы заехать за вами. Мы ехали из Хитроу и практически проезжали мимо вашего дома. Нам не составило бы труда просигналить вам.
Потянувшись к кувшину с водой, Мэттью пытался придумать, что сказать.
– Может быть, есть два шоссе A4, а, Мэттью? – подмигнул Магнус своему подопечному и, к счастью, предпочел не обращать внимания на следы губной помады на воротничке его рубашки и такие же пятна на шее.
7 декабря 2012 г.
Некоторое время тому назад мне подарили эту красную книжечку, и я совсем не вспоминала о ней до тех пор, пока не принялась распаковывать здесь свою сумку в тот первый одинокий день в этом ужасном месте. Я нашла ей хорошее применение. Первый год моего пребывания здесь почти на исходе. Я помню, когда я только приехала сюда, доктор сказал: «Не кажется ли вам, что неплохо было бы все записывать сюда, как хорошее, так и плохое. Как вы к этому относитесь, Джессика? Думаете, вы справитесь с этим?» Он пытался заручиться моим согласием, уговаривая, как ребенка. Вместо ответа я пожала плечами. Мне никогда не хотелось, чтобы это превратилось в рутину, вроде выполнения теста или заполнения формуляра. Сначала я решила записывать все подряд и посмотреть, что из этого получится, зная, что я всегда могу вырвать страницы, если мне не понравится то, что я написала. Как бы то ни было, в этом году я сделала всего четыре жалкие записи, вероятно, их недостаточно для того, чтобы убедить всех в том, что я «смирилась», на чем они ежедневно настаивают, взывая к чувству вины и страху, которые ежедневно точат меня. Я обрадовалась, найдя эту записную книжку среди своих вещей, хотя не знаю, кто положил ее туда для меня. Ее темно-красный переплет – восхитительное цветовое пятно в этом серо-бежевом мире. И у нее – красивые кремовые страницы с ручным тиснением. Она так совершенна, что мне стоит большого труда писать в ней.
Раньше я никогда не вела дневник. Однажды, после смерти Дэнни, я пыталась, но продержалась недолго. Сидя на кровати, прикрыв ноги пуховым одеялом, прислонясь к стене и подложив подушку под свою тощую спину, я пристроила книжечку на коленях. Мне казалось, что я должна написать что-то важное, но я не написала этого. Зато после долгих раздумий я решила написать о том, что ела на обед, кто мне был симпатичен в школе и какая песня мне нравится. Но, когда однажды я пораньше вернулась из школы домой, то увидела, как мама читает на кухне мой дневник. Я не могла поверить, что она украла мой личный дневник, но инстинктивно нырнула за дверь вместо того, чтобы закричать. Она меня не заметила, но я видела ее искаженное от слез лицо, когда она положила книжку на стол. Я могла бы представить, что она рассердится: «Как ты могла писать о таких глупостях, как ланч, музыка и мальчики, когда мы потеряли Дэнни! Навсегда потеряли!» Она не произнесла этих слов, но, как бы то ни было, я услышала их. Я была убеждена, что они все время были у нее на уме.
После этого я сделала несколько коротких записей, тех, которых, по моему мнению, она ожидала от меня: «Я смотрю на звезды и думаю о своем брате. Я не выношу, когда дверь в комнату Дэнни остается открытой и я вижу его кровать, и знаю, что он больше никогда не ляжет спать, укрывшись своим пуховым одеялом». То и другое было правдой, но так далеко от того, что мне хотелось бы написать, что вскоре мой дневник стал похож на фантастическую повесть, сотканную из обрывков чужой жизни. И поэтому я вообще перестала писать. Я оставила книжку на прикроватной тумбочке в надежде, что мама, возможно, посмотрит ее и поймет, что я любила Дэнни и что я – хорошая дочь и хорошая сестра. Это было правдой – я действительно любила своего брата. Но все-таки считала, что мой дневник – бессмыслица и обман, и это превращало его в ничто.
Этот дневник будет совсем другим. Никто и никогда не увидит и не прочтет его. Я уничтожу его, когда расскажу обо всем, о чем хочу рассказать. Он никому не принесет пользы. Он – для меня и только для меня. Я могу сказать все, что хочу. Я докажу это прямо сейчас. Я напишу о трех вещах, о которых не говорила ни единой живой душе. Итак, приступим.
Во-первых, когда мы отдыхали в кемпинге, в Девоншире, ключи от машины не исчезли чудесным образом, я выбросила их в реку. После этого я села на траву и наблюдала, как мама с папой ссорятся и мама плачет, а Дэнни, который терпеть не мог никаких конфликтов, все больше замыкается в себе. Я была шестеркой. Мы ждали несколько часов, пока приедет специалист и заменит замки. Он содрал с нас втридорога! Я выбросила ключи потому, что думала, что если мы не сможем поехать домой, то сможем остаться на отдыхе навсегда. Маме не пришлось бы возвращаться на ее дерьмовую работу подавальщицы в школьной столовой, а папа мог бы дремать после обеда и пить пиво по вечерам перед тем, как мы все со смехом уляжемся спать. Но наш отдых не продлился вечно. Вместо этого мы ехали домой в ледяном молчании, а папа все время качал головой, поскольку для того, чтобы разобраться с машиной, он потратил сумму, отложенную на покупку бензина в следующем месяце. Мне все еще стыдно за это. Особенно потому, что я испортила один из последних для Дэнни выходных дней. Я испортила его ему и испортила всем воспоминания об этом дне.
Во-вторых, я сжульничала, сдавая экзамен по биологии на сертификат об окончании средней школы. Я срисовала диаграмму у Нейла Уиттейкера. Он сидел рядом со мной, и, списав у него, я получила отличную оценку. Отличную оценку! В конце дня я позволила крепко обнять себя учительнице, но ее поздравления застряли во мне как кость в горле, я не смогла проглотить ее.
И в-третьих…
И в-третьих.
Я не знаю, как написать об этом, но начну. В-третьих, когда я думаю о том ужасном, что я совершила, я спрашиваю себя, смогла ли бы я остановиться и поступить иначе, сделать так, чтобы исход был другим, если бы кто-нибудь предоставил мне возможность повернуть время вспять. И на это я отвечаю отрицательно, я не думаю, что поступила бы или смогла поступить иначе, и это пугает меня больше, чем я могу выразить словами.
