С этого и начнем. По словам Ежова, на тот момент существовало три круга агентурных сетей: агентура общего осведомления («осведомители»), агентура специального осведомления («спецосведомители») и «основная агентура» («агенты»). «Сеть осведомителей очень велика, — докладывал Ежов. — Она по каждой области в отдельности насчитывает десятки тысяч человек. Никакого централизованного регулирования размерами осведомительной сети нет». На тот момент по всей стране НКВД имел 270 777 осведомителей «общего осведомления». В это число не входили осведомители «по неорганизованному населению, так называемое дворовое осведомление; затем специальная сеть осведомителей по армии и транспорту». Поскольку централизованного учета осведомителей этой категории также не велось, оценить их количество оказалось затруднительно. По сведениям Ежова, примерное количество осведомителей можно было оценить в 500 тысяч человек. Причем речь шла только о тех осведомителях «общего назначения», которые работали на подразделения Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД. Но, помимо ГУГБ, своими агентурными сетями располагали: милиция, подразделения пограничной и внутренней охраны, Главное управление лагерей. Но до их подсчета у Ежова руки не дошли, да и не входило это в его задачи. Ежова больше заботит, что «в этом деле господствует самотек»: почему в Саратовском крае 1200 осведомителей, а в Северном крае их аж 11 942?!
Осведомители, как сообщает Ежов, «никакого заработка от Наркомвнудела не имеют, работают бесплатно», и задачи их предельно просты: «осведомление обо всем, что он заметит ненормального». Проще говоря, стучать всегда, везде, на всех и обо всем.
Сотрудники НКВД непосредственно с этими стукачами не работали: «Из числа наиболее активных осведомителей выделяются так называемые резиденты. Резиденту подчиняют в среднем 10 чел. осведомителей. Резиденты тоже работают бесплатно, совмещая работу в ЧК со своей основной работой <…> Всего по учтенным данным по Союзу имеется 27 650 чел. резидентов», в число осведомителей общего и «дворового» осведомления не входивших.
Следующий агентурный круг заметно качественнее, поскольку «в задачу специального осведомителя входит освещение только специальных вопросов». И работают они уже на конкретные отделы ГУГБ: одни специализируются на «освещении» духовенства изнутри, работая внутри церковной среды, другие — в «среде писателей, художников, инженеров и т. п.». Потому осведомитель должен быть «более квалифицированным человеком, ориентирующимся в специальных вопросах». Эта категория также, по словам Ежова, за редчайшим исключением, работает бесплатно. И уже без промежуточных прокладок в виде «резидентов».
Сколько таких «спецосведомителей» у НКВД, Ежов, как ни старался, дознаться так и не смог, поскольку, опять-таки, «в деле установления количества спецосведомителей господствует такой же самотек», никакого централизованного учета не ведется. Единственное, что сумел установить Ежов, что стукачей этой категории тоже очень много: в одном лишь Ленинграде их было не менее 2000 человек.
И наконец, высший уровень стукачества — «сеть основной агентуры ЧК»: «Это так называемые агенты. Эта сеть агентуры оплачивается. Помимо оплаты за работу они получают и специальные суммы, необходимые по ходу разработок (организация пьянки и т. п.). Сеть этой активной агентуры, работающей по определенным заданиям значительно меньшая, однако и она по отдельным областям насчитывает иногда сотни людей».
Помимо отсутствия «учета и контроля», сталинского ревизора возмутил еще и порядок вербовки. В общей сети сотрудники НКВД вообще свою агентуру не знают, а через «резидентов» невозможно, мол, эффективно руководить работой стукачей, давая ей «повседневное направление».
В сети «специального осведомления» — свои проблемы: вся вербовка там передоверена практикантам, которые в этом ничего не понимают. В кругу третьем, самом элитном, «господствует сплошной самотек», вербовка вообще «передоверена второстепенным людям», да еще и процветает сплошное липачество. Например, порой устанавливают контрольные цифры вербовки, спуская план по вербовке каждому работнику. В одном случае начальник обязал своих подчиненных вербовать ежедневно не менее 10 агентов. Так ведь иные умудрялись и этот план перевыполнять, «давая в день по 15 и 20 агентов»!
«Нам позарез нужны Спиридовичи!»
Осторожно сетуя на отсутствие в НКВД «специального следственного аппарата», Ежов столь же деликатно проходится по чекистской практике розыска и следствия. Последствием этого стало «то, что следователь часто дает много „дутых“ дел <…> Таких „дутых“ дел в чекистской практике очень много».
Да и вообще следователи в НКВД никудышные. В оценке профессиональных, моральных и политических качеств основной массы чекистских кадров Ежов особо не стесняется: следствие вести не умеют в принципе, «крайне низкая квалификация и общая грамотность чекистов», «кадры чекистских следователей совершенно не знают законов», все допросы проводятся под копирку, «друг у друга списывают вопросы и часто требуют аналогичных ответов от допрашиваемого». «Словом, — вздыхает Ежов, — у нас нет своих спиридовичей (Ежов имеет в виду А. И. Спиридовича, генерал-майора Отдельного корпуса жандармов, одного из виднейших деятелей политического сыска Российской империи. — Авт.), которые нам позарез нужны».
После чего плавно переходит к главному: прозрачно намекает на желательность хорошенько почистить чекистский аппарат по всей стране. Репетицию такой чистки он уже провел в Ленинграде: по данным Никиты Петрова, Ежов успел там проверить 2747 сотрудников НКВД, после чего 298 чекистов были сняты с работы, а 21 из них попал в заключение. Попутно Ежов проверил и 3050 сотрудников милиции, из которых 590 было уволено, а семь — посажено. «Лично я думаю, — самокритично сокрушался эмиссар Сталина, — что я вычистил мало <…> Можно будет через некоторое время продолжить чистку и остального состава чекистов». Тем паче, «что собой представляет оставшийся состав чекистов? В большинстве случаев это мало культурные люди». И первое, негодует Ежов, «что бросается в глаза среди чекистов, это пренебрежительное отношение к чтению, к культуре, к знаниям». Завершая свое послание к Сталину, Ежов, опять-таки слегка завуалированно, подводит своего читателя к мысли о скорой необходимости чистки аппарата НКВД: «В подавляющем своем большинстве чекисты — это замкнутая среда, и в быту их имеются массовые случаи „буржуазности“. Достаточно сказать, что жены чекистов стали буквально нарицательным именем». Такой вот обобщенный портрет чекистов середины 1930-х годов пера Николая Ежова.
Нет сомнения, свою роль в дальнейшей карьере Ежова эти его «тезисы об НКВД» сыграли. Но уж точно не решающую, хотя бы потому, что ни в чьих советах по реорганизации карательного аппарата Сталин, разумеется, не нуждался. Да и карьерный путь Ежова на ближайшую перспективу к тому времени был вождем наверняка выверен, поскольку виды на этого товарища Сталин имел самые серьезные. Тем не менее Хозяину важно было получить сигнал-подтверждение, что он не ошибся в выборе не просто кадра надежного и лично преданного, но главное, хорошо понимающего то, что не высказано вслух.
