– Ты ее оперировал, мальчик?
– Нет. Не я. Ее оперировал мой друг – пластический хирург.
– Пластический хирург? – искренне изумился Петри. – Но зачем? Татьяна и без пластики была красавицей.
– Да… Была… – Олег помолчал, поднял на него мутный взгляд. – Но всегда считала, что у нее маленькая грудь. И решила, что мой друг способен ей в этом помочь.
– У него не вышло?
– У него все вышло. Но потом, после операции, у Тани вдруг резко поднялась температура. Он решил, что у нее идет отторжение имплантов. Решил удалить. Начал подготовку к повторной операции. Но…
– Он не успел?
– Не успел. Таня умерла еще в палате. Потом он выяснил, что у нее была аллергия на материал, из которого были сделаны эти чертовы…
Олег опустил голову на руки и громко зарыдал. Слова, которые он выкрикивал, едва можно было различить. Но Петри все же понимал, о чем он.
– Я так любил ее! Так любил! – кричал Ирве. – Не было никого прежде и не будет никого в будущем, кого бы я так любил! Таня, она была… Беззащитной, хрупкой, невероятно нежной. И она любила меня. Самозабвенно! Ты знаешь, старик, как это?
Петри промолчал.
– Она могла не есть, не спать, а часами смотреть на меня. Она обожала меня. Она тихонько сидела дома и не выходила почти никуда. Ждала меня. И… И вдруг ее не стало. Я был в таком шоке, что не сразу понял, что мне предложил мой друг – пластический хирург.
– Что он предложил?
– А когда я понял, что он мне предложил, было уже поздно, – будто не слыша его вопроса, бормотал Олег. – Это было уже преступлением!
– Он спрятал тело?
– Он спрятал Таню! – страшно заорал на него Олег. Его глаза смотрели неподвижно, как у безумного. – Он вывез ее из клиники ночью, бросил в яму, засыпал известью и закопал. Как бродячую собаку!
– Но зачем? Он же не виноват, что у девушки была аллергия. Она же наверняка подписала все бумаги. И знала обо всех рисках. – Петри недоумевал. – Зачем он спрятал ее?
Он вовремя запнулся, не произнес слово: «труп».
– Он был виноват. Он был виноват в том, что использовал материал, не прошедший проверку. Это был какой-то левак, который он обкатал на Тане.
– Он на ней поставил эксперимент?! – ахнул Петри, оседая на стул напротив Олега.
– Типа того. А когда она умерла, он испугался, что его лишат лицензии, и уничтожил весь материал. И зарыл ее. И сказал мне об этом уже после того, как это сделал. Он… Он не позволил мне похоронить ее по-человечески. Он не позволил мне даже с ней попрощаться! Я почти сошел с ума от горя, старик. Я почти сошел с ума. Я решил уволиться и уехать из страны. Сюда, домой. И вдруг это чудо! Это было как послание небес!
– К тебе в отделение забежала девушка, за которой гнались бандиты, и она попросила тебя о помощи?
– За ней гнались не только бандиты, старик, но еще и полиция. Они оцепили все вокруг. Мне пришлось постараться, чтобы вывезти ее из больницы.
– В какой момент тебе пришла в голову идея сделать из этой девушки Таню?
– Я не делал из нее Таню. Я вернул ее себе!
– В какой момент, Олег?
– Неужели это так важно, шериф?! – заорал Ирве, опуская кулак на стол.
– Для меня – да.
– Когда она разделась догола, чтобы лечь на койку в палате интенсивной терапии, я обнаружил, что у нее почти точно такая же фигура, как у Тани. Только грудь много больше. Как раз такая, какую и хотела Таня. Я замотал ей голову бинтами, подключил к аппаратам, глянул на нее голую. И меня будто током ударило. – Он широко улыбнулся, вспоминая тот день. – Это было тело моей Тани. Только лицо… Оставалось лицо…
– И ты его уничтожил.
– Что?!
– Ты уничтожил лицо девушки, которая попросила тебя о помощи.
– Я вернул себе Таню, старик. И ни разу не пожалел об этом.
– А хирург согласился? Твой друг – пластический хирург, он согласился?
– О! Он руки мне целовал, когда я ему это предложил. Он был невероятно счастлив, что все так удачно разрешилось. Что пропавшая Таня вдруг снова появилась. Воскресла. Предстала со мной перед алтарем. И исчезла из страны. Он радовался больше меня, шериф.
– И сейчас радуется? – подсказало ему старое чутье следующий вопрос.
– Сейчас? – Олег Ирве погрозил ему пальцем, комически сморщив лицо. – Нет, старик. Он уже три года тю-тю, просит прощения у Тани. У настоящей Тани. Там, на небесах.
– Ты? Ты убил его?
– Нет, зачем. Меня в то время уже не было в стране.
По тому, как удовлетворенно заиграл взгляд Ирве, Петри понял, что что-то тут не так.
– Но ты ведь как-то помог ему уйти? Разве нет? Зная тебя, Олег, не поверю, что ты до конца его простил.
– Не простил. И да, да, ты прав. Я помог ему.
– И как?
– Да просто. – Олег разложил на столе руки, осмотрел каждый палец. С сожалением причмокнул. – Я ведь хорошо оперировал, шериф. Спасал людей. И потом этими вот руками взял и вкатил лошадиную дозу хитрого лекарства ему в бутылку скотча. Хитрое лекарство, не оставляющее почти никаких следов в крови. Шприцем, аккуратно. След от иглы замазал клеем. Перед самым отъездом ему эту бутылку подарил с просьбой распить на его день рождения.
– Выпил?
– Конечно!
– Один?!
Петри тут же с ужасом представил дюжину пострадавших.
– Конечно, один. Он был жаден до алкоголя. А до дорогого алкоголя особенно. А я не поскупился. Он выпил почти половину бутылки, а достаточно было ста граммов. Более того, выпив, он сел за руль. У него просто не было шансов, старик.
– У него не было шансов. А у тебя прекрасное алиби. Тебя уже не было на тот момент в стране.
– Совершенно правильно! Кстати, а у тебя нет выпить?
Олег не дождался его ответа, встал. И полез лазить по шкафам.
Бутылку он обнаружил одновременно с диктофоном, нечаянно задев локтем пузатый ненужный чайник. Сначала он опешил, потом перепугался даже больше, чем Петри. А затем рассвирепел и полез на него с кулаками.
Он бил его самозабвенно, даже счастливо улыбался, чертов садист. Избивая, то и дело поливал его водой, чтобы Петри не впал в кому.
– Ты должен чувствовать боль, шериф. Ты должен понимать, как людям бывает больно, когда кто-то лезет в их жизнь. Непрошено лезет в их жизнь. А ты все время лез в мою жизнь, сволочь! Все время! С детства.
Он бил его и бил. А потом выволок Петри на улицу и потащил в сторону пирса.
– Сдохнешь в море, – приговаривал он по дороге. – Никто ничего не поймет. Тебя просто смыло морем, старая сволочь.