Глава 1
– Один, два, три, четыре…
Киран все бежал и бежал, тяжело дыша и хрипло шепча:
– Пять, шесть, семь, восемь…
Он уже четыре раза досчитал до ста, но Коуди не отставал.
– Иди сюда, урод!
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Киран посмотрел через плечо – Коуди приближался. Киран закрыл глаза и заставил свои длинные ноги работать еще усерднее.
– Двадцать один, двадцать два…
Ну почему он не побежал к школьному автобусу, а вместо этого спрятался в туалете?
Если бы Коуди поймал его тогда, все обошлось бы просто резким натягиванием трусов или ударом кулака в руку. Теперь же, когда безопасная территория школы осталась позади, Коуди Дэниелс может сделать с ним все, что угодно. Теперь Киран может только одно – бежать и надеяться, что старшекласснику надоест гнаться за ним и он оставит его в покое.
Впереди на тротуаре зияла трещина. Киран попытался обогнуть ее, но нога попала в яму, и он упал, вскрикнув, когда его пронзили сначала боль, потом ужас. Киран сбился со счета! До какого числа он досчитал? Его нижняя губа задрожала, глаза защипало от слез. У него было такое чувство, словно мир вокруг него рушится.
Все хорошо, приятель. Просто начни сначала. У тебя все получится.
Киран вздохнул – слова его словно пролились на душу бальзамом. Да, он может начать сначала. Ведь числа никуда не делись, они здесь, они все так же точны. На числа можно положиться, когда все остальные – родители, друзья – его подвели. Киран стиснул зубы и побежал дальше.
– Один, два, три, – пробормотал он. – Четыре, пять, шесть…
– Я поймаю тебя, чмо! На этот раз ты от меня не убежишь!
Тротуар закончился, но Киран продолжал бежать вперед, огибая корни деревьев и норы сусликов. Он с трудом сохранил равновесие, когда рядом пронеслась машина. Что, если Коуди так и не сдастся? Что, если он будет гнаться за ним вечно?
– Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…
Продолжая бежать куда глаза глядят, подгоняемый страхом, Киран даже не заметил, как миновал последний дом. Аккуратные кирпичные дома – украшенные в честь Рождества, уступили место густым зарослям орешника и сосен, тянущимся по обе стороны улицы. Мальчик содрогнулся, вспомнив, как его мать предостерегала его насчет этого леса с подлеском, в котором нет ни единой тропинки, с густым сплетением зарослей, хватающим за ноги непослушных мальчишек, делая их легкими жертвами обитающих здесь зверей.
За ним, словно бешеный бык, по высокой сухой траве мчался Коуди. Киран взглянул на запретную чащу. Никто в здравом уме не бросился бы сломя голову в этот полный скрытых опасностей лабиринт, подумал он. На такой риск пойдет только тот, кто дошел до высшей точки отчаяния.
Как я сейчас.
Киран повернулся, почувствовал, что скользит, и увидел пытающуюся схватить его руку Коуди. Увернувшись от тянущихся к нему пальцев, он почувствовал, как подошвы его кроссовок вновь сцепляются с землей, и бросился прямо в чащу. Он споткнулся и, чуть было не упав, неистово замахал своими худыми руками, чтобы не потерять равновесия, затем снова кинулся вперед. С безопасной обочины дороги Коуди, задыхаясь, крикнул:
– Теперь тебе несдобровать, чокнутый урод! Еще ни один сопляк не выбирался оттуда живым!
Киран убегал все дальше и дальше в лес, пока его колени не подогнулись и он не рухнул на землю. Чувствуя, как дрожат его мышцы, как саднят руки от колючек ежевики, которые царапали его, когда он пробегал мимо, мальчик закрыл глаза и попытался перевести дух. Его отчаянный план сработал. Теперь надо только отыскать путь домой.
Киран встал с земли и огляделся по сторонам. Когда он бежал очертя голову, чтобы спастись, он не смотрел, куда несут его ноги, и теперь он почти сразу же понял, что заблудился. Хуже того, из чащи доносились странные звуки, так что, ясное дело, тут может испугаться даже скаут-волчонок. Он шел по тускло освещенному подлеску, пытаясь найти выход, хотя вместо этого только уходил все дальше в лес; при этом все чувства его были обострены.
Когда Киран проходил мимо, сидевшая на ветке ворона каркнула и улетела. Какое-то существо быстро пронеслось сквозь листву и исчезло в темноте. Киран сглотнул, чувствуя, что в нем опять нарастает желание начать считать. Он мотнул головой и заставил себя выбросить это необъяснимое стремление из головы. Стремление считать вслух было одной из тех вещей, из-за которых Коуди и обозлился на него, и именно из-за этой привычки другие ребята или старались держаться от Кирана подальше, или нервно хихикали. Иногда ему казалось, что было бы лучше, если бы все ребята относились к нему так же, как Коуди. Тогда он бы, по крайней мере, знал, что они только притворяются его друзьями, шепчась за его спиной.
Долгое урчание в животе напомнило мальчику, что сейчас ему следовало бы уже быть дома и сидеть за ужином. Его мать вернется поздно, а Дилан и МакКенна, если они вообще заметят его отсутствие, будут этому только рады, но дедушка Уэндел забеспокоится, если, придя домой, увидит, что Кирана еще нет. Мальчик с трудом подавил всхлип. Он перехитрил не Коуди, он перехитрил сам себя.
Что-то зашевелилось в листве за его спиной. Киран резко обернулся и вгляделся в сгущающиеся сумерки, чувствуя, как часто бьется его сердце, когда ему вспомнились прощальные слова Коуди:
– Еще ни один сопляк не выбирался оттуда живым!
Тогда он подумал, что Коуди просто пытается его запугать, но что, если это правда? Что, если в этом лесу и впрямь есть что-то дурное, какая-то злая сила, из-за которой он может остаться здесь навсегда? От этой мысли у него засосало под ложечкой.
Вот он услышал движение в листве опять, на этот раз ближе, затем луч закатного солнца отразился в паре желтых глаз, смотрящих на него из полумрака. Он почувствовал, как у него сжимается горло, его ноги словно приросли к земле, и Киран не мог произнести ни звука. На него нахлынули воспоминания о его семье и, думая о людях, которые любят его и которым его будет не хватать, несмотря ни на что, Киран заплакал. По его лицу потекли соленые слезы, и он повалился на землю, сожалея о своей собственной глупости, которая, избавив его от простых колотушек Коуди, привела в пасть чудовища.
Шелест сухих листьев под ногами становился все громче, по мере того как таящееся в тени существо приближалось. Киран попробовал опять начать считать – просто, чтобы успокоиться, – а когда числа не помогли, его охватило неудержимое желание скривиться. Его лицо перекосилось один раз, другой, третий, его искажали тики, с которыми Киран ничего не мог поделать. Его щеки горели от стыда. Хорошо, что никто не узнает, каким слабаком он был, когда пришел его конец.
Затем Киран вдруг почувствовал на своем лице какое-то влажное дуновение, и что-то шершавое и мокрое начало стирать с его лица слезы. Ошеломленный, он отпрянул и открыл глаза.
