Дедушка ничему не удивлялся, ничего не замечал, ужинал и завтракал, поглощенный своими мыслями.
Он был рад, что не приходится теперь шарить по мусорным контейнерам в поисках пустых бутылок и старых вещей, что не нужно продавать на рынке чужие стоптанные ботинки, отсыревшие книжки и проткнутые зонтики.
Однако куколка все последнее время была печальна, грустно разговаривала по телефону и часто смотрела в окно на большое дерево, росшее напротив.
Там, на дереве, шла своя жизнь, вороны, словно спелые плоды, виднелись среди листвы, иногда эти плоды с треском падали.
Тут же громоздились вороньи гнезда, огромные, лохматые, в которых кучковались серые, как потрепанные теннисные мячики, птенцы, и при виде летящих родителей каждый такой мячик расцветал не хуже тюльпана, то есть птенец распускал клюв, и в каждый такой тюльпанчик родители-вороны безостановочно опускали червяков, мокрые хлебные корки с помойки и другую вкуснятину.
Только в одном гнезде не было детей, а сидела и хрипло орала одинокая ворона, которая была завернута в драную шаль и время от времени распахивала ее, и тогда становились видны ее костлявые кривые ноги в черных штанах, то есть ничего хорошего даже для вороны.
Куколка Маша с тревогой смотрела на эту ворону, которая беспрерывно за ней наблюдала.
Дед, правда, ничего не замечал — ведь Маша улыбалась ему, как обычно, своей чудесной улыбкой, и глядела широко открытыми глазами.
Правда, Барби Маша несколько раз насылала на деда страшные сны про разлуку, и он просыпался весь в слезах, но сны забывались сразу же, как только дед Иван видел на подоконнике дом и в нем свою Машу.
И дед, уходя, не закрывал окно: пусть куколка подышит свежим воздухом!
Чему быть, того не миновать, и однажды в открытое окно осторожно вошла ворона Валька.
Она опасливо, все время оглядываясь (привычка всех ворон), проследовала по подоконнику и сказала, заглянув в домик:
— Кого я вижу!
При этом она воткнула в гостиную Барби свой длинный и жесткий, как портновские ножницы, клюв.
Кукла Маша вскочила с кресла, забежала за рояль и крикнула:
— Валечка, ты что? Ты забыла мастера Амати?
— А, этот наш дедуля? — прохрипела ворона Валька. — Это он тебя забыл. Идем со мной, розочка.
— Он же тебя жалел, — сказала Маша Барби, вися вниз головой в вороньем клюве и стукаясь о подоконник, пока ворона прыгала к раскрытому окну.
— Поехали! — гаркнула Валька, положив Барби Машу на подоконник и беря ее в свои страшенные когти.
И Барби Маша взлетела в воздух, а затем оказалась в старом, вонючем и жестком вороньем гнезде.
Правда, днище гнезда было застлано старым Валькиным париком — она хранила его здесь на всякий случай. Надень такой парик, и сразу станешь эстрадной звездой: лохматые золотые волосы, ресницы как зубные щетки, рот как треснутый помидор, ногти как лыжи, нижние конечности как ножки из-под рояля, что еще нужно эстрадной певице? Голос все равно записан на пленку, не важно чей.
Однако под влиянием дождей и соседок-ворон, которые регулярно навещали пустующее гнездо Валькирии, норовя там отложить яйца, этот парик из золотого стал седовласым со вкраплениями песка и земли.
И Валька, не умеющая стирать, плюнула на свой волшебный парик, обзавелась двумя новыми.
Итак:
— Но я, — ласково сказала Валькирия, садясь на край гнезда и запахивая свою черную рваную шаль, — я ему сама про тебя напомню, и он за тебя отдаст мне весь мир, поняла? Он все отдаст, только чтобы ты не мучилась.
— Что ты, — улыбаясь, сказала мужественная кукла Барби Маша. — Таких игрушек, как я, у него тысяча.
— Не надо, — отвечала на это ворона Валька. — Пока поживешь здесь, сейчас пойдет хорошенький дождик, скоро ты полиняешь, красотка. Я прилечу за тобой, как только все будет готово.
И она упорхнула, как может упорхнуть с ветки старая тряпка.
Другая кукла
Несчастная кукла Маша, весело улыбаясь, сидела в вороньем гнезде, находящемся прямо против дедушкиного окна.
Мало того, она видела, что произошло дальше: ворона Валькирия шмыгнула в форточку соседей, пошуровала там в комнате и вынырнула с чужой куколкой Барби в клюве!
Тут же она и запятила ее через окно в собственное Барби Маши кресло, в ее кукольный домик, на подоконник деда Ивана!
Если бы Маша умела плакать, она бы заплакала.
Дедушка Иван никогда бы не разобрал, кто сидит у него в кукольном доме, все Барби похожи одна на другую.
И никогда бы он не пришел на помощь своей несчастной Маше.
Эта новая Барби — ее звали Кэт — была обыкновенная пластмассовая куколка, безобидная, хорошенькая, но глупенькая и неумелая.
Проторчав целый день в вороньем гнезде, Маша видела, что Кэт просто сидит, вперившись в одну точку своими блестящими от фабричного лака глазками.
Ей и в голову не приходило убираться в дедовой квартире или варить ему макароны — тем более что она этого не умела.
Так что вечером, придя домой, мастер дед Иван не нашел в кухне ничего (Барби Маша видела его растерянное лицо) и лег спать голодный.
А она сама сидела под дождем в вороньем гнезде и улыбалась, с тоской глядя на свое бывшее окно, где стоял ее прежний домик, сияя огнями.
От безысходности Барби Маша протянула руку к облакам, и пролетевший ветер опустил на ее ладонь перстень королевы Марго, просто так, для утешения.
Она надела перстень на голову и печально подумала, что дед Иван, будучи рассеянным по природе, не заметит подмены своей куклы.
Это случается довольно часто: мы не замечаем, что рядом с нами живет совершенно другое существо.
Например, другая мама, другой папа, другая тетя.
У них те же лица, те же привычки, они так же едят и спят.
Но вдруг они становятся неузнаваемыми, из их ртов вырываются крики, и ласковая рука, которая гладит тебя по голове, норовит стукнуть по шее — как будто это не папа и мама, а злые соседи…
Однако мама и папа тоже вдруг замечают, что их ребенок, маленькое милое существо, которое всегда было послушно, как мягкая игрушка, вдруг становится похожим на жесткую метлу дворника или жабу, важно сидящую в углу дивана, зеленую, в прыщах и с сигаретой в лапе…
Кстати, имейте в виду, что все это проделки злых колдунов и что внутри у злобного папы или взъерошенной метлы-дочки бьется огорченное, любящее сердце, равно как и у мамы, которая под влиянием злых сил выглядит как ведьма и в минуты скандала почти летает, а сама про себя горько плачет.
Уже на следующее утро дед Иван встал, поздоровался со своей Барби, по привычке поискал еды на кухне, не нашел, выпил водички, сел по-прежнему голодный за свой рабочий стол и задумался: что-то изменилось в его жизни.
