Это же не значит...
Не значит ведь...
Неужели?
Я встаю, делаю шаг вперед. Нас с Дейменом разделяют всего
лишь несколько дюймов. Я хочу успокоить его, успокоить себя саму. Любым
способом доказать, что все это ничего не значило.
Но мы в Летней стране. Здесь мысли — энергия. А мои мысли,
боюсь, он только что увидел.
— Ты не виновата, — говорит он хрипло. — Пожалуйста, не
мучай себя.
Я засовываю руки в карманы, пихаю их как можно глубже, чтобы
хоть чуточку вернуть себе устойчивость в ставшем вдруг таким шатким мире.
— Знай, мне очень жаль. И все же... — Он встряхивает
головой. — «Жаль» — это слишком слабо сказано. Ты заслуживаешь лучшего. Боюсь,
теперь я могу сделать только одно. Чтобы все исправить, нужно...
Голос у него срывается. Я запрокидываю лицо, так что оно
оказывается вровень с лицом Деймена. Мы стоим почти вплотную друг к другу.
Малейшее движение — и просвета между нами не останется.
Я уже готова качнуться к нему, и тут он отступает. Взгляд
твердый, лицо застыло. Он считает, что мне необходимо его выслушать.
— Я отойду в сторону. Это единственное, что я сейчас могу сделать.
С этой минуты я больше не вмешиваюсь в твою жизнь. Отныне ты, и только ты,
будешь решать свою судьбу.
У меня в глазах все расплывается, в перехваченном горле
становится горячо. Он же сейчас говорил не о том, что я подумала?
Не о том, правда?
Вот он стоит передо мной, мой суженый, любовь многих моих
жизней, единственный, у кого я могла искать защиты. И сейчас он меня покидает.
— Я не имел права вламываться в твою жизнь, не оставляя тебе
возможности выбора. А знаешь, что хуже всего? — В его глазах — такое отвращение
к себе, что тяжело смотреть. — У меня даже не хватало благородства, не хватало
мужества играть честно. Я пускался на хитрости, использовал любые возможности,
чтобы уничтожить соперника. Я не могу изменить прошлое, не могу забрать
навязанное тебе бессмертие... И все-таки я надеюсь, что, отойдя в сторону, я дам
тебе крохотную частичку свободы, чтобы ты могла выбрать.
— Между тобой и Джудом? — У меня голос истерически
повышается.
Пусть он скажет, наконец! Пусть скажет! Хватит этих плясок
вокруг да около.
А он молчит, и в обращенном на меня взгляде — бесконечная
усталость.
— Так вот, нечего тут выбирать! Нечего! Джуд — мой начальник
по работе, я его ни капельки не интересую, и он меня — тоже!
— Значит, ты не видишь того, что вижу я.
Деймен произносит это как непреложный факт. Тяжелый,
неподъемный факт.
— Как ты не понимаешь? Я вообще ничего не вижу кроме тебя!
Перед глазами все плывет, руки дрожат, а внутри — ужасная
пустота, словно каждый вдох может стать последним.
А Деймен опять высвечивает передо мной картину. Она сияет так
ярко, что невозможно сделать вид, будто я ничего не замечаю. Но Деймен
ошибается — эта девушка для меня незнакомка. Пусть когда-то моя душа жила в ее
теле, сейчас мы с ней чужие.
Я хочу объяснить это Деймену, а слова не идут. Только
отчаянный крик моего разума, означающий «пожалуйста, не надо» — долгий,
несмолкаемый.
— Я никуда не исчезну. — Деймена не тронула моя мольба. — Я
всегда буду где-нибудь поблизости. Буду чувствовать тебя и постоянно оберегать.
Что до всего остального... — Голос у него печальный, но решительный. — Прости,
я больше не смогу... Нельзя...
Я не даю ему договорить, я кричу:
— Один раз я уже пробовала жить без тебя, когда вернулась в
прошлое, и что? Судьба отправила меня обратно!
Слезы застилают глаза, но я не отворачиваюсь. Пусть он
видит! Пусть знает, чего мне стоит его дурацкий альтруизм.
— Эвер, это вовсе не значит, что тебе суждено быть со мной.
Возможно, ты вернулась, чтобы найти Джуда, и вот...
— Ладно! — Я не дам ему закончить фразу, у меня еще остались
аргументы. — А помнишь, ты приблизил руку к моей и сказал, что этот звенящий
жар чувствуют те, кто суждены друг другу? Как же теперь? Ты берешь свои слова
обратно?
— Эвер... — Он трет ладонью глаза. — Эвер, я...
— Ну как ты не понимаешь? — Я сознаю, что мои слова ничего
не изменят, и все равно не хочу сдаваться. — Как ты не видишь, мне никто не
нужен, кроме тебя!
Он проводит рукой по моей щеке. Пальцы такие нежные, любящие
— жестокое напоминание о том, что у меня отнято. Мысли Деймена перетекают из
его головы в мою: он умоляет меня понять и не торопить события.
«Пожалуйста, не думай, что для меня это легко. Я не
представлял себе, как это больно — полностью отказаться от эгоистичных соображений.
Может, поэтому я раньше и не пробовал? — Он улыбается, пытаясь развеселить
меня, но я не принимаю шутку. Пусть он чувствует тот же ужас и пустоту! — Я
лишил тебя возможности снова увидеть своих родных, и даже душа твоя в опасности
из-за меня. Эвер, выслушай, ты должна понять. Пришло время сделать единственный
выбор, какой тебе еще остается, и я не должен мешать».
— Я уже выбрала! — Голос у меня деревянный от усталости.
Больше нет сил бороться. — Я выбрала, и ты не можешь этого у меня отнять. — Все
мои слова впустую, он зациклился на своей идее. — Нет, правда! Ну допустим, я
была с ним знакома сотни лет назад в далекой стране, где с тех пор не побывала
ни разу. Подумаешь, дело какое! В одной-единственной жизни, а сколько всего их
было?
Мгновение Деймен смотрит на меня, потом закрывает глаза и
произносит еле слышным шепотом:
— Не только в одной жизни, Эвер.
Картинная галерея блекнет и исчезает. Мельницы и тюльпаны,
правда, остаются. Деймен материализует для меня целый мир — несколько миров.
Париж, Лондон, Новая Англия выстроились перед нами в ряд посреди Амстердама. В
каждом из миров строго соблюдена эпоха — архитектура, одежда, только людей нет.
Каждый мир населяют лишь трое.
Я в разных своих обликах: бедная парижская служанка...
избалованная лондонская аристократка... дочь пуританина... И всегда рядом со
мною Джуд. Конюх-француз... Английский граф... Пуританин из того же прихода...
Каждый раз мы немного другие, только глаза остаются прежними.
Я рассматриваю одну картинку за другой, и каждый раз передо
мной словно разыгрывается хорошо поставленная пьеса. Мой интерес к Джуду
угасает, как только на сцене появляется Деймен — такой же волшебный и
завораживающий, как сейчас, он пускается на любые уловки, лишь бы отнять меня у
соперника.
Я стою, задыхаясь, и не знаю, что сказать. Я хочу только
одного — не видеть больше этих картинок.
Теперь мне становится понятно, почему Деймен испытывает
такие чувства, но для меня-то, для моего сердца ничего не изменилось!
