11. Итак, старуху бросают в темницу. Затем для изыскания вины применяется еще один силлогизм. Либо она боится, либо нет. Если боится — хотя бы потому, что наслышана о жестоких пытках, коим подвергают ведьм, — это уже неопровержимое доказательство: собственная совесть изобличает виновную. Если же она, положившись на свою невиновность, не обнаруживает страха, то и это свидетельствует против нее, ибо ведьмы склонны изображать невинность и дерзновенно предстают перед судьями.
12. Не довольствуясь такими доказательствами, следователь рассылает своих шпионов, людишек низких и опороченных, выведывать прошлое подсудимой. При этом, разумеется, вспоминаются какие-то ее дела или слова, которые при желании можно исказить или повернуть так, чтобы они служили доказательством обвинения.
13. Все зложелатели получают наконец-то возможность предъявить несчастной любые обвинения, какие вздумается, и вот уже все соглашаются в том, что улики против нее весьма серьезны.
14. Итак, ее влекут на пытку — если только, как это частенько случается, ее не терзали в самый день ареста.
15. На этих процессах никому не разрешено иметь адвоката или иные средства защиты, ибо ведовство считается исключительным преступлением [т.е. настолько опасным, что допускается нарушать все правила судебного процесса], к тому же всякий, кто осмелился бы защищать ведьму, сам бы подпал под подозрение в ведовстве, как и все те, кто решается в подобных случаях выражать протест и просить судей судить с осмотрительностью — все эти люди заведомо клеймятся как пособники ведьм. И это заставляет людей молчать.
16. Однако женщине якобы предоставляется возможность защищаться: ее доставляют в суд, обвинения против нее зачитываются и изучаются, если это можно назвать изучением и проверкой.
17. И пусть она отрицает все обвинения и разумно опровергает каждое, никто не обращает внимания на ее слова, и ответы подсудимой даже не вносят в протокол: все обвинения сохраняются в силе, сколь бы убедительно она ни возражала. Женщину отводят обратно в тюрьму и советуют хорошенько подумать, намерена ли она и далее упорствовать: отрицание своей вины рассматривается как преступное упорство.
18. На следующий день женщину вновь доставляют в суд и объявляют ей, что ее будут пытать — ее вчерашние ответы не приняты во внимание и ничем ей не помогут.
19. Перед пыткой жертву обыскивают, все тело бреют, внедряются даже в те укромные уголки ее тела, кои соприродны женскому полу.
20. И что в этом особенно ужасного? Точно так же обращаются и со священниками.
21. После того как женщину обыщут и обреют, ее пытают, добиваясь признания, чтобы она сказала то, чего от нее хотят, ведь ничто иное не может быть и не будет признано истиной.
22. Начинают с первой степени, т.е. с наименее жестокого истязания. И оно тоже чудовищно, однако легче тех, что последуют за ним, а потому, если женщина сразу сознается, будет заявлено, что она созналась не под пыткой!
23. И какой властитель усомнится в ее вине, когда ему доложат, что подсудимая созналась добровольно, не под пыткой?
24. И тогда без дальнейших сомнений ее присуждают к смерти. Но она будет казнена и в том случае, если не сознается, ибо стоит начаться пытке, и жребий брошен: спасения нет, жертва должна умереть.
25. Исход один, признается она или нет. Признается, и вина ее явственно обнаружится — смертная казнь. Не признается, пытку будут повторять вновь и вновь, дважды, и трижды, и четырежды. Речь идет об исключительном преступлении, а потому не ограничивается ни длительность пыток, ни частота, ни суровость.
26. Если под пыткой лицо старухи исказится от боли, палачи заявят, что она смеется; если она потеряет сознание — значит, погрузилась в сон или колдовством лишила себя чувств. А раз она таким образом упорствует, то достойна сожжения заживо, как и поступают с теми, кто после многократной пытки все же не скажет угодное палачам.
27. И даже священники и исповедники подтвердят, что ведьма скончалась, упорствуя и нераскаянно, что она не пожелала обратиться и отставить своего инкуба, но сохраняла ему верность.
28. Если же ведьма умрет под пыткой, скажут, что дьявол сломал ей шею.
29. И тело ее зароют под виселицей.
30. С другой стороны, если она не умрет под пыткой и попадется на редкость скрупулезный судья, который не пожелает и далее пытать ее без новых улик или отправить на костер, пока она не призналась, то женщину заточат в тюрьму, прикуют там цепями и оставят гнить, пока она не сдастся, пусть на это понадобится хоть год.
31. Оправдаться подсудимая не сможет ни в коем случае. Следователи сочли бы провалом оправдать уже намеченную жертву: раз ее арестовали и бросили в узилище, она должна быть виновна, и тут любые средства хороши.
32. Одновременно тупоголовые и невежественные священники запугивают несчастную и требуют от нее признания, все равно, истинного или ложного, а если не сознается, говорят они, загубит свою душу и не будет допущена к таинствам.
33. Более разумных или образованных священников в темницу не допускают, чтобы они не наставляли несчастную или не донесли властителям о том, что здесь делается. Более всего следователи страшатся, как бы не обнаружились доказательства невиновности их жертв. Тех, кто ищет подобных доказательств, именуют смутьянами.
34. Пока жертва пребывает в тюрьме и подвергается пыткам, судьи изобретают всяческие уловки, чтобы добыть новые доказательства вины, чтобы окончательно уличить подсудимую и чтобы даже университетские доктора, пересматривая дело, одобрили бы сожжение заживо.
35. Некоторые судьи для пущей уверенности приказывали провести обряд экзорцизма, перевести женщину в другое место и там пытать снова, чтобы сломить ее упорство, но, если она продолжала хранить молчание, палачи считали себя вправе сжечь ее. Хотел бы я, во имя небес, понять: если признавшуюся сжигали и непризнавшаяся гибла таким же образом, то как мог кто-либо, даже ни в чем неповинный, уцелеть? О, злосчастная женщина, напрасно ты надеялась! Лучше бы тебе сразу, едва переступив порог тюрьмы, сознаться в том, чего от тебя добивались. Зачем же, глупая, безумная женщина, пожелала ты умирать многократно, когда могла бы умереть лишь раз? Последуй моему совету и, прежде чем подвергнуться стольким мукам, признай себя виновной и умри. Тебе не спастись, ибо твое спасение стало бы страшным ударом по религиозному рвению немцев.
36. Если, не выдержав боли, ведьма сознавалась, судьба ее становилась еще страшнее: не только она сама лишалась надежды на спасение, но и принуждена была замешать в дело других, порой неизвестных ей лиц, чьи имена подсказывали ей следователи и палачи или о ком она слыхала, что их подозревают или уже осудили. А те, в свою очередь, обвиняли других, другие — третьих, и так оно продолжается: разве не очевидно, что конца этому нет и не будет?
37. Судьи должны либо прекратить эти процессы (и тем самым подвергнуть сомнению их справедливость), либо сжечь в итоге своих приспешников, самих себя и весь народ, ибо рано или поздно все подвергнутся ложным обвинениям и все под пыткой будут признаны виновными.
