Я еще не знала, как скоро тебя потеряю. Но, наверное, уже чувствовала. Да, я чувствовала.
* * *
– Синьор Инганнаморте, – ответила я на телефонный звонок, глядя на мерцающий курсор.
– Мадемуазель, как поживаете? – он перешел на французский.
– Так себе, – подыграла я на том же языке, выговорив «comme ci comme ca».
– Джулия, что случилось? – любимая игра моментально оборвалась.
– Все в порядке. Просто вы были правы: наверное, мне не следовало торопиться и возвращаться домой. Таблетки Жорж и так передал. Соседний дом сгорел. И церковная школа. Да и вид на холм не радует…
– Да… Он мне говорил.
– Он вам звонил?
– Вы умеете объединять мужские сердца.
– Надо же… Как вы?
– Почти целый день провел в мэрии.
– Благотворительность и все такое?
– И все такое. Хотите, чтобы я приехал?
– Конечно! Больше всего на свете! Я была уверена, что не увижу вас до тех пор, пока не закончится этот огненный ад.
– Увидите. Ужин приготовите?
– Сегодня? – удивилась я. – Я готовлю его сегодня?
– Да. У нас необычное свидание.
– Ладно… Я что-нибудь придумаю…
– Часов в десять вечера устроит?
– Так даже лучше. Успею подкупить Паоло из «Villa Cipriani».
– Даже не думайте об этом.
– Ладно. Дженнаро… Синьор Инганнаморте…
– Да?
– То, что ты… то, что вы делаете для всех этих людей – замечательно. Несмотря ни на что.
– Мадемуазель, я это делаю не для людей. Я делаю это для вас. Приеду в десять. D’accord?
– D’accord! И на всякий случай, раз уж у нас необычное свидание и я готовлю: захватите с собой врача, – произнесла я перед тем, как проститься. – И отмычки. Хочу получить первый урок.
Прежде чем отключиться, я услышала его дерзкий смех.
* * *
Ужин. Я готовлю ужин. Обнять и плакать. Кошмар, нонсенс и откровенная катастрофа. На самом-то деле честное рвение к кулинарии однажды уничтожил мой папа. Мне было совсем мало лет, когда я решила приготовить для него салат. Я с трудом дотянулась до холодильника, достала из него приглянувшиеся продукты и мелко почикала их ножом. Огурцы свежие, огурцы соленые, колбаса копченая, колбаса вареная. Сильнейшей частью блюда конечно же оказался соус – мой личный восьмилетний рецепт. Кетчуп, майонез и небольшая банка черной икры. Вернувшись после очередных разборок, папа прослезился и улыбнулся любимому чаду. Он внимательно изучил плавающий в икре кетчуп, собрал волю в кулак и опробовал гастрономический шедевр прямо на моих детских, приветствующих жизнь глазах. Моральная травма была нанесена навеки. Папа предложил мне шершавую пятидесятидолларовую купюру, чтобы я навсегда забыла о слове «готовить». Я расстроилась, но деньги взяла. Даже в восьмилетнем возрасте моя гордость имела вполне разумные пределы.
Из всех возможных и невозможных рецептов я выбрала единственный беспроигрышный – достала из чемодана черное платье, пару лет назад приобретенное на Avenue Montaigne. На стеклянном столе в гостиной томно возвышались два пустых винных бокала и огромное плато с так называемым ужином: авокадо, португальская ветчина, помидоры черри, моцарелла, базилик, бальзамический соус и свежайшие ломтики лосося. Смахнув со лба проступившие капли кулинарной усталости и наградив себя парой глотков напитка из маракуйи, я закинула на спинку дивана босые ноги, с любопытством рассматривая свою щиколотку. Двумя шрамами больше. Подумаешь… Макбук проигрывал трек за треком: «You know I’m no good», «Simply falling», «Nightcall»… «Nightcall» поразил не столько меня, сколько сердце. Вслушиваясь в слова песни «London Grammar», я поражалась точности музыкального выстрела:
«I’m giving you a nightcall
To tell you how I feel
I’m gonna drive you through the night
Down the hills
I’m gonna tell you something
You don’t want to hear
I’m gonna show you where it’s dumped
But have no fear
There’s something inside you
It’s hard to explain
There’s something inside you boy
But you’re still the same…»
[110]Звонок в дверь ударил молнией по всему телу. Заметно прихрамывая, я спустилась на первый этаж и щелкнула задвижкой добротного замка. Вот, с чего началась одна из самых незабываемых ночей в моей жизни.
* * *
– Мадемуазель… – Дженнаро стоял на пороге с бутылкой вина. Свежий, красивый, желанный, неподражаемый, бесподобный…
– Я пересушила в микроволновке куриные наггетсы и переварила спагетти… Они совсем не напоминали «al dente»… Они…
– Они не имеют никакого значения. – Дженнаро прикрыл за собой тяжелую дверь. – Красивое платье.
– Свет сейчас погаснет… Здесь датчик света. Хотя кому я рассказываю о датчиках…
– Не могли бы вы секунду подержать вино? – спросил он, пропустив мимо ушей тонкую концовку последней фразы.
– Да, без проблем. – Не успев опомниться, я оказалась у него на руках вместе с бутылкой. – Обожаю, когда вы так делаете…
– Побережем вашу ногу… Так что у нас на ужин?
Он медленно поднимался по ступенькам, запустив пальцы под еле видимые бретельки на моем платье.
– Я… Авокадо… Ветчина… Черри…
– Достойное меню.
– Это еще не все…
Я рассмеялась, потому что между первым и вторым этажами все-таки погас свет. Наугад пошарив рукой по прохладной стене, мне удалось дотянуться до выключателя.
– Я уже определился с выбором. Можете дальше не перечислять. Останавливаюсь на первом пункте.
– Шеф-повар счастлив и бьет челом о пол!
Легонько подтолкнув приоткрытую дверь в квартиру Жоржа, Дженнаро небрежно скинул замшевые мокасины и забрал у меня вино, которое составило компанию стоявшим на столе бокалам.
– А меня поставить не хотите? – поинтересовалась я, заведомо зная ответ.
– Не хочу, – отрезал он, глядя на меня сверху вниз.
– Тогда…
Продолжительный поцелуй заглушил словесный поток и перенес меня в сторону просторной спальни, которая пустовала на протяжении трех безумных ночей. Рубашка, простыни, платье, подушки, джинсы – все смешалось на мягкой постели, оказавшейся еще более удобной, чем секретер сэра Бернарда Шоу. Жадность и желание, грубость и трепет, резкость и нежность, стоны и десятки бессвязных фраз…
