– Спасибо огромное… Это очень взаимно. – Меня тронули слова новой знакомой, в которой тоже жил огромный кусочек общей родины.
– Доктор Леонор была права. Он очень красивый. Неприлично красивый. Я рядом с таким мужчиной и против цунами не сильно возражала бы… – улыбнулась Валя на прощание, лукаво мне подмигнув.
Рассмеявшись, я уткнулась губами в плечо Дженнаро. Он продолжал молчать даже тогда, когда Валя, не желая нарушить нашу идиллию, тихо закрыла за собой дверь.
– Представляете… эта женщина тоже из Украины… Они с девочкой спасали свой дом… – Я начала издалека. – Я проснулась, решила проверить, жива ли я, и, дернув ногой, случайно выругалась по-русски. И она со мной заговорила. Это было так неожиданно… именно здесь… в этом месте услышать родную речь… Но я так испугалась, что не помню, как здесь оказалась. Испугалась, что не знаю, что с вами… Я много говорю, да? Хотите, я помолчу?
Он не отвечал. Все крепче и крепче сжимая руки у меня за спиной, Дженнаро целовал каждый миллиметр моих волос:
– Ты хорошо себя чувствуешь? Ты точно в порядке? – наконец-то сказал он.
– Да, все хорошо! Честное слово. Вы заберете меня отсюда? Что там все-таки произошло?
– Заберу. Конечно, заберу.
– Прямо сейчас?
– Когда хочешь.
– Синьор Инганнаморте… Вы меня пугаете. Вы слишком легко со мной соглашаетесь, – пошутила я.
– Ты не дышала. Ты не дышала… – В его голосе было столько решимости вперемешку с отчаянием, что я его не узнавала.
– Простите… Как-то неловко вышло…
– Джулия… Еще раз ты так пошутишь, и я задушу тебя собственными руками. – Ему однозначно было не до смеха.
– Простите… Знаете, у меня перед глазами постоянно было ваше лицо. И тот столик в Женеве, за которым вы сидели. А еще я видела татуировку с вашим именем. Я теперь себе такую хочу. Жаль, что не рисую. Но я ее запомнила. А потом словно куда-то провалилась. Я пыталась сказать, что я не могу дышать.
– Ты сказала «I can’t breath». И ты уже не дышала.
– И что дальше?
– Дальше я чуть не сломал тебе грудную клетку, пытаясь заставить дышать. Затем мы вытащили тебя на воздух.
– Мы?
– Да. Ты даже не представляешь, какое количество людей разгребало этот еб…й тоннель.
– Черт… Я всегда как-то не вовремя умираю.
Он посмотрел на меня так, что я сразу же пожалела о сказанном. Мне действительно показалось, что он, не задумываясь, меня задушит.
– Простите. Пожалуйста. Это нервное… И спасибо, что спасли меня. Большое спасибо!
– Тебе это смешным кажется, да? Тебе это, бл… дь, кажется смешным? Да я, бл… дь, чуть с ума не сошел! Ты умирала у меня на руках. Умирала из-за меня. Ты умирала по моей вине…
Из него сыпалось такое количество португальского и итальянского мата, что я опешила. Вжавшись в кровать и сдавив руками колени, я ждала пока Дженнаро выговорится и выпустит пар. У меня было только одно секретное оружие, которое чисто теоретически могло вернуть дорогого мне человека в адекватное состояние: оборвав на полуслове эмоциональный монолог, я его поцеловала. Возможно, идея оставляла желать лучшего, но результат превзошел все мои ожидания. Через минуту я в полубессознательном состоянии лежала на больничной кровати, чувствуя, как любимые руки скользят по моему телу, а губы тщательно зацеловывают каждый сантиметр кожи.
– Поехали отсюда… Я так хочу в душ… Хочу много-много-много воды… – На этот раз я задыхалась от удовольствия.
– В душ только со мной. Это строгое предписание вашего врача, мадемуазель.
– Если вы сейчас не прекратите… Боже мой… мы опорочим еще и больницу… Кстати, вы мне должны свидание. Необычное. Последнее оказалось чересчур экстремальным даже для меня.
– Вы обещали пригласить меня на ужин. Это достаточно необычное свидание?
– Вы не забыли, что я паршивый кулинар?
– Не забыл. – Дженнаро бережно водил пальцами по моим покрытым синяками ребрам. – Я подстрахую.
– Вы что, еще и готовить умеете?
– Вполне сносно. Я же наполовину итальянец.
– Господи, да у вас вообще нет недостатков…
Расхохотавшись, он подхватил меня на руки, резко притянув к себе.
– Поехали отсюда. Хватит с тебя больниц.
* * *
Остров горел четыре дня. Португальские власти подключили все свои силы на борьбу с огнем: в небе постоянно раздавался гул самолетов, пожарные машины колесили по Фуншалу и его окрестностям, а вымотанные, изможденные люди отдавали последнее, чтобы поддержать пострадавших жителей и туристов. Пожар унес несколько человеческих жизней… Кто-то не смог выбраться из горящего дома, кто-то задохнулся от дыма, а кто-то умер, так и не успев доехать до больницы и получить необходимую помощь. Огонь дошел до старого города, охватив дома с классическими для Мадейры деревянными ставнями. К огромному сожалению, ему было где разгуляться. Кому-то повезло, а кому-то не очень. Более двухсот домов выгорели дотла, более двухсот семей лишились крыши над головой, но, по крайней мере, остались живы. Можно создать новый кров, заработать на новую квартиру, пережить лишения, потери и неудачи, а вот оживить мертвых – никогда.
Я помню, как вновь оказалась в квартире Жоржа… В своей квартире. Я знала, что будет нелегко, но не подозревала, до какой степени. Все те же стены, те же обои, тот же дубовый паркет. Двойная кровать с мягкими одеялами, смешной декоративный стульчик в помещении кухни, багрово-розовые подушки в бежевых креслах и, наконец, маленькая терраса, где совсем недавно мы молча стояли с Дженнаро, умиротворенно потягивая «Brisa Maracuja» и любуясь мерцающими огоньками на волшебном холме. Боже мой! Каких-то три ночи… Одну из них я провела в «Reid’s» после вечеринки Бонда, вторую в тоннеле, а третью – снова в «Reid’s», но с еще большей страстью, обостренной событиями на грани жизни и смерти. Три ночи. Всего лишь три.
Дрожащими руками я подкуривала сигарету, глядя на уничтоженные деревья манго, погибший сад и сгоревшую церковную школу для мальчиков. Огонь оставил черные отпечатки на той стене, которую я так старательно оттирала от капель злополучного ягодного сока в первое же после приезда утро. Дом соседей тоже сгорел: вместо аккуратненьких окон на меня смотрели пустые черные дыры, обрамленные обуглившимися вертикальными прямоугольниками. Но хуже, сложнее, тяжелее всего было перевести взгляд на «Choupana Hills». Облако дыма немного осело, приоткрывая вымершую верхушку холма. Вместо привычного ярко-зеленого она приобрела коричнево-серый оттенок. Там не осталось ничего. Ни-че-го. Я смотрела на мост и перегороженный въезд в тоннель, в котором выгорел кислород. Я смотрела на стадион, где спасались тысячи потрясенных людей. Я не хотела, но смотрела… и плакала. Потушив сигарету, я вернулась в душевную светлую гостиную и, задумавшись, уставилась на огромный стеклянный стол, на котором мирно лежал мой огненно-рыжий лэп-топ с надкусанным яблоком на обложке. Я открыла крышку, создала текстовый документ в программе «Pages», выставила восемнадцатый размер шрифта «Times New Roman» и, коснувшись пальцами теплой клавиатуры, написала: «ГОЛУБЬ С ЗЕЛЕНЫМ ГОРОШКОМ».
