Не знаю, сколько это продолжалось. Слезы на лице смешались с каплями воды, глаза больше отказывались функционировать и различать перспективу, а пострадавшая щиколотка продолжала разрываться от боли. Натолкнувшись на финальный бортик, я вынырнула и почувствовала соприкосновение с мощной, обладающей титанической силой рукой. Дженнаро вытащил меня из воды и помог удержаться на обеих ногах, когда я уже готова была вернуться в объятия бассейна. Мне не пришлось ничего объяснять, потому что кровь активным потоком струилась по ступне и не позволяла сохранять равновесие. Я наткнулась на что-то острое, и это «острое» пробило меня от и до.
– Джулия…
– Все порядке. Я могу идти, – сказала я, задыхаясь и убирая с лица мокрые пряди волос.
После череды иностранных матов он перевязал мне ногу остатками своей рубашки и потянул за собой:
– Пятнадцать минут. И я отвезу тебя в больницу.
– Все в порядке… Это был гвоздь или ветка… я не знаю… Какой из них ваш?
Я с маниакальным любопытством смотрела на то, что всего несколько часов назад было первоклассными домами с металлическими лестницами и просторными террасами с изумительным видом на остров. Огонь таки обладал чувством юмора. Какие-то домики неподвижно замерли в ночной мгле: пожар их просто не коснулся. Они стояли как ни в чем не бывало и поджидали своих постояльцев, которых в данный момент успокаивала полиция, потчуя сформированным на скорую руку португальским пайком. По крайней мере, эти люди могли чувствовать себя в безопасности, оказавшись на стадионе Роналдо. Так можно и разлюбить футбол. На всю жизнь разлюбить.
Мой взгляд метался из стороны в сторону, скользя по поглощенной победоносным огнем местности: этот дом сгорел дотла, следующий цел и невредим… Но скоро сгорит. Все зависит от игривого настроения стихии.
– Продержишься метров триста? – голос Дженнаро вывел меня из оцепенения.
– Продержусь. Конечно, продержусь.
И я держалась. Почти бежала, переложив часть веса на любимое плечо. Последний раз меня так поддерживали в Нью-Йорке. Мы застряли в нескончаемой пробке на Бродвее и опаздывали на шоу «Mermaid»
[104]. У нас были лучшие места, состояние эйфории и таксист-эммигрант, который впоследствии меня искалечил. Полоумный водитель дождался, пока из классического нью-йоркского такси выйдет моя немногочисленная компания и резко нажал на газ, когда очередь дошла до меня. Правая нога уже успела коснуться асфальта, центр тяжести и элемент неожиданности не способствовали возвращению на заднее сиденье авто, поэтому я упала под колеса и больно ударилась, толком не сообразив, что произошло. Помню, как весело было лежать на проезжей части, изучая звездные узоры нью-йоркского неба. Вокруг меня собралась огромная толпа. На Бродвее людей всегда много… Они оцепили меня плотным кольцом и пытались помочь, осыпая проклятиями смывшегося тэкси-мэна. Он просто уехал. Наверное, боялся лишиться нажитой нечестным трудом driving-license
[105]. Меня подняли на ноги, очистили одежду от дорожной пыли, вручили бутылку воды, лед и успокоительные таблетки. По ногам текла теплая кровь, которая мигом пропитала разорванные вконец джинсы. Плача и смеясь, я наблюдала за тем, как парочка благородных принцев прыгает под машины, пытаясь спасти мои уцелевшие красные туфли, оказавшиеся в разных частях Бродвея. Кто же знал, что я устрою такое шоу и стану «Русалочкой» вечера?.. Каждый шаг доставлял неимоверную боль из-за внушительных ушибов и ссадин. Подарив билеты на «Mermaid» первому попавшемуся счастливчику, я обхватила мужские плечи и через час оказалась в обществе серьезного американского врача, который настоятельно порекомендовал снять стресс с помощью пары бокалов белого сухого вина.
А ведь мы тоже сейчас могли спокойно сидеть на террасе и потягивать хорошее вино, растворяясь в друг друге и наслаждаясь красотой острова… Могли бы. Интересно, люди, которых в срочном порядке эвакуировали из отеля, тоже об этом думают? Ведь они проснулись сегодня утром именно здесь. Завтракали, загорали, общались, смеялись, шутили. Точно, как мы. Я отчетливо представляла себе пожилую британскую пару: он бережно поддерживает ее под руку, пока пожарные и полицейские помогают им покинуть горящий отель. Она напугана, но старательно удерживает страх, зная, как сильно дорога человеку, рядом с которым прожила сорок-пятьдесят лет. Наверное, у кого-то бывает и так.
Больше не было сил идти. Постоянно перебирая ногами и переступая через безжизненные стволы, я время от времени спотыкалась, но Дженнаро успевал меня подхватить благодаря прекрасной реакции. Неожиданно слева от нас промелькнула яркая вспышка, и новая порция искр попала мне прямо в лицо. Инстинктивно прикрыв локтем глаза и лоб, я застонала. Это была просторная декоративная беседка с соломенной крышей, которая решила передать мне свой пламенный привет по пути в ад.
– Терпи, терпи… – прорычал Дженнаро, закрывая меня всем корпусом.
Не думаю, что он сгорал от удовольствия под фонтаном огненных брызг, лишившись рубашки, которая минимизировала мое кровотечение. Но он знал, как со мной разговаривать в критических ситуациях. Только жестко. И только в утвердительной форме. Любая другая меня сейчас не устраивала и раздражала. Меня нельзя жалеть и делать слабее, чем я есть на самом деле. Потому что я сама могу пожалеть кого угодно, иногда капризничая и играя в беззащитного ранимого ребенка. Или не играя. Слишком уж тонкой была грань.
Метров через тридцать Дженнаро остановился. Я видела, куда он смотрит, но не могла прочесть выражение его непроницаемого, редко поддающегося эмоциям лица. Облегчение? Раздражительность? Ненависть? Негодование? Все вместе? Что ты чувствуешь? Или ничего? Дом, возле которого мы стояли, практически нависал над обрывом, и у меня не возникло сомнений, что мы у цели. Во-первых, дальше некуда было идти. Во-вторых, именно отсюда открывался лучший вид на Фуншал, а со вкусом и возможностями у Дженнаро никаких проблем не было. Конструкция пострадала пока лишь частично, процентов на тридцать-сорок. Больше всего не повезло металлической лестнице, которая расплавилась и напоминала растекающиеся часы Сальвадора Дали. Учитывая, что все дома пятизвездочного отеля находились на приличном расстоянии от земли, попасть в номер через центральный вход оказалось невозможным. А другой попросту отсутствовал.
– Жди меня здесь. Оставайся на месте и не шевелись. Скоро все закончится. Ты меня поняла?
– Что вы собираетесь делать? – запротестовала я, на секунду забыв, с кем разговариваю.
Он не стал отвечать, одарив меня таким взглядом, что пожар резко отступил на второй план.
– Хорошо-хорошо… Только, пожалуйста, осторожно. Пообещайте мне…
Дженнаро было не до глупых, бессмысленных обещаний. Обогнув фронтальную часть дома, он остановился возле гордо возвышающейся террасы, опоясанной элегантными металлическими столбиками, из которых состояло красивое ограждение. Я понимала, что он выбрал единственный верный способ, но, глядя на лестницу, подумала о температуре накалившейся стали. Дженнаро молниеносным движением коснулся металла и резко оторвал руку, посвятив забору целую оду, состоящую из мелодичного итальянского мата.
