Подавившись горячим кофе, я расхохоталась:
– Никакого. Если у вас такой подход к женщинам, то мне интересно, как долго мое имя продержится в одной из многочисленных ячеек вашей памяти.
– Джулия… – Он демонстративно изменил привычному «мадемуазель». – Сегодня в тебе больше легкости, но когда тебя вчера била дрожь, ты переспросила: «Но вы же сказали, что никогда никем так не дорожили…» Что еще тебе не понятно?
– Понятно… И это самые драгоценные слова в моей жизни, – притихла я, всматриваясь в напряженное лицо.
– Это не слова. Это то, как обстоят дела. И, поверь, если бы было иначе, я бы не колебался вчера, отвезти тебя в «Reid’s» или нет. Выражаясь твоим литературным языком, ты мой своеобразный lighthouse в мире темноты и вечной скуки.
– Не такой уж он у меня и литературный… язык… И я не знаю, что такое «lighthouse».
– Мадемуазель… Вы сейчас серьезно или вчера в полете ударились головой? – Он удивленно пошевелил бровями.
– Но я действительно не знаю, – стушевалась я. – Это как «легкий дом» или «светлый дом»?
– Простите, я не хотел вас обидеть, – он заметил мое смущение. – Вы никогда не были в lighthouse?
– Полагаю, что нет, раз я даже значения не знаю. Можете объяснить мне, что это за дом такой?
– Пожалуй, я вас туда отвезу. На Мадейре их несколько. Но мы поедем вечером, когда стемнеет. Какие будут пожелания на день?
– А у вас нет никаких важных встреч? Вы правда проведете со мной целый день?
– Безусловно. Вы не против?
– Я не против провести с вами жизнь. А лучше – две.
– С этим сложнее. Так чего бы вам хотелось?
– Хочу покататься на вашем водном мотоцикле! И наконец-то поплавать в океане! И еще… вкусный мохито! И ужин в каком-нибудь простом месте, не в «Cipriani». И кататься по острову, и если можно, я буду за рулем… А еще вы говорили, что покажете мне, в чем уникальность аэропорта, если нам повезет и не будет ветра.
– Можно все. Значит, план следующий: уладим вопрос с Джоаной, раздобудем вам купальник и какие-то вещи, покатаемся на мотоциклах, съездим в Санта-Круз, выпьем самый вкусный мохито в противоположной части острова, поужинаем в ресторане, которым владеют французы итальянского происхождения, и я отвезу вас в lighthouse.
– Синьор Инганнаморте… – сказала я, задыхаясь от счастья.
– Что-то упустил?
– Нет… Можно я вас обниму?
– Нужно, – рассмеялся Дженнаро.
* * *
Катание на мощнейшей водной игрушке происходило под пристальным присмотром со стороны синьора Инганнаморте и трех спасателей «Reid’s». По какой-то непонятной мне причине все четверо мужчин считали, что я обязательно должна утонуть, упасть, наткнуться на глубоководную эшпаду или оказаться в объятиях стаи мелкопакостных пираний. Если бы целостность и безопасность моей жизни зависели от количества спасательных кругов и жилетов на теле, то на меня бы надели все имеющиеся в распоряжении острова атрибуты. Все и даже тот, в котором по соседству плавала стотридцатилетняя седоволосая красотка. Это напомнило мне одно прекрасное крымское лето, когда меня отправили на отдых в фешенебельный отель, где я случайно встретила своего старшего товарища, который опекал меня, начиная с двухлетнего возраста. На самом деле встреча эта была скорее закономерной, чем случайной, потому что, как выяснилось впоследствии, мой друг по совместительству оказался владельцем гостиницы. На его жизнь покушались так часто, что он постоянно находился в окружении свиты из десяти-пятнадцати мальчиков с поломанными ушами. В любую секунду они были готовы убить и растерзать всех, кто представлял хоть малейший намек на потенциальную опасность. К моему, хоть и не еврейскому, но непередаваемому счастью, в первый же вечер ко мне прицепился какой-то великовозрастный олигофрен. Он безуспешно пытался снять меня в ресторане отеля, где мой товарищ по иронии судьбы проводил важную встречу, расположившись на одном из диванов. Как правильно подметил в Париже Дженнаро, «он всегда садился спиной к стене, потому что в него стреляли». И стреляли не один раз. Заприметив, что на драгоценного ребенка нацелился какой-то мешковатый имбицил, которому я изо всех сил намекала, что добром дело не кончится, мой друг спокойным жестом подал команду «фас». Все произошло так быстро, что съемщик даже не успел опомниться, как два фигуристых парня вынесли его ногами вперед, не оставив шанса со мною проститься. После этой нелепой случайности ко мне тут же была приставлена часть свиты, в функциональные обязанности которой входило обеспечение моего безоблачного существования. Их поломанные уши преследовали меня повсюду: я ныряю – они ныряют, я иду в фитнес – они идут в фитнес, я в ночной клуб… О господи. Дискотека. Сущий кошмар. Не знаю, что такого ужасного могло там со мной произойти, но когда на входе в клуб я наткнулась на своих днепровских знакомых, мне стало не по себе. Шесть человек охраны – явный перебор. Да и вообще это лишнее, я считаю. Нужно отдать должное, что с поломанными парнями мне было предельно весело и уж точно не скучно. Мы сидели за лучшим столом, смеялись и потягивали молоко с медом, так как у меня сильно болело горло. И вот в очередной раз, когда я подошла за добавкой к барной стойке, какой-то отважный юноша пригласил меня на танец. Слова песни и последующая за ней сцена навсегда засели в моей памяти: «Сегодня в белом танце кружимся, а завтра мы с тобой подружимся…» Дружба наша длилась недолго, впрочем, как и танец ввосьмером. Воспитательный процесс был простым и крайне доступным для понимания:
– Проведешь хоть одним пальцем ниже ее талии – сломаю левую руку. А после – правую.
Больше меня в том отеле никто никуда не приглашал.
Вдоволь нарезвившись в океане, я, захлебываясь от восторга и эмоций, протараторила Дженнаро трогательную историю своей юности:
– Я к тому, синьор Инганнаморте, что вы точно так же переоцениваете степень потенциальной опасности. И вообще вы очень похожи на моего друга, – сказала я, еще даже примерно не догадываясь, насколько велика эта схожесть.
– Мадемуазель, поверьте на слово: опасность лучше переоценить.
Он подал мне огромных размеров полотенце.
– Спасибо. Надо же… Даже не верится, что я попала на остров с океаном и наконец-то с ним сблизилась.
– Всю неделю вы сближались со мной. Океан никуда не денется, – улыбнулся Дженнаро.
«В отличие от вас», – не без грусти подумала я.
– Каков дальнейший план?
– Переодевайтесь. Я пока поговорю с Джоаной и попрошу, чтобы в номере разгребли бардак, который мы натворили.
– Дорогой бардак получился. Вы, правда, отреставрируете стол?
– Да. Никогда не догадаетесь, где на Мадейре находится лучшая реставрационная мастерская.
– Где же?
– Напротив музея «Frederico de Freitas».
– Но напротив музея живу я…
