– Eu sinto sua falta, eu realmente sinto a sua falta…
[59] – проговорила я еле слышно.
Голос в трубке продолжал вещать, а его пальцы все глубже и глубже заныривали в бесконечный лабиринт моих рыжих кудрей. Прикосновения становились более настойчивыми, жадными, напористыми, но время от времени замирали, сменяясь не присущей моему другу нежностью.
Если бы в тот момент у меня была возможность загадать любое желание, я бы попросила о том, чтобы телефонный разговор никогда не заканчивался. Чтобы его пальцы навсегда остались в моих волосах и не нашли дороги домой. Чтобы сильное плечо заслоняло меня от всего мира в минуты, когда мне это так необходимо. Но что-то мне подсказывало, что так не будет.
В конце концов разговор завершился.
– Мадемуазель, – заговорил Дженнаро, легонько меня отстраняя, – меня еще никто не обнимал с такой отчаянной нежностью. Держите себя в руках, иначе мне может понравиться. И… должен отметить, вы заметно продвинулись в португальском языке. Наше расставание пошло вам на пользу. Bon soir
[60].
За французским «bon soir» последовало португальское приветствие: поцелуй в правую щеку. Пауза. Поцелуй в левую щеку. Пауза… К моему плохо скрытому удивлению, его губы на этом не остановились и бережно коснулись моего лба.
– Что вы так заулыбались?
– Ничего, – ответила я. – Bon soir, синьор Инганнаморте.
«Знаете, я вас немножко ненавижу. Совсем чуть-чуть. Буквально капельку. Просто хочется взять этот металлический сейф на колесах и легонько вас стукнуть, чтобы не сводили меня с ума».
Эта приятная мысль подарила мне энную долю разрядки.
– Вы хорошо долетели?
– Очень. Кстати, экономом я тоже летать умею. Не обязательно было покупать билеты бизнесом.
– В первую очередь я делал это для себя. Но если вы предпочитаете экономкласс, мы сможем поменяться с другими пассажирами по пути в Париж.
– Давайте не будем так горячиться, – запротестовала я.
– Именно это я и хотел услышать. – Его смех еще больше раззадорил мое сердце. – Прошу за мной, мадемуазель.
Я взяла его под руку, и мы медленно двинулись по направлению к Gate D11. Не замечая ярких ламп Duty Free и многочисленных указателей, я вслушивалась в слова песни, которую напевал мой приятель:
«Let me take you far away
You’d like a holiday,
Let me take you far away
You’d like a holiday…
Longing for the sun you will come
To the island without name
Longing for the sun you will come
To the island many miles away from home…»
[61]– Мадемуазель, вам не нравятся эти рыжие очки? Как раз под ваши волосы, – прервал он песню, которая успела вернуть меня на остров без имени.
– Я не хочу очки.
– А чего вы хотите?
– В Duty Free или вообще?
– Давайте начнем с Duty Free.
– Честно?
– Ну, вам виднее. Можете соврать.
– Я совру, если скажу, что хочу эти очки. А вот правда заключается в том, что я очень, очень, очень хочу вас обнять. Еще раз. Знаю, что глупо…
Он громко рассмеялся и обнял меня первым.
– Я же предупреждал, что мне может понравиться. Что же мне делать с таким сентиментальным гидом? Вы точно сможете провести экскурсию? Если мне не понравится Париж, я больше не буду показывать вам Мадейру.
– Я постараюсь не ударить в грязь лицом. Обещаю. Знаете…
– Не уверен, что хочу знать, – перебил он меня, сотрясаясь от смеха.
– Это самое лучшее приобретение в Duty Free за всю мою жизнь.
– Я польщен, мадемуазель.
– Просто я иногда говорю то, что думаю. Это отталкивает, но… Я так устала от всевозможных игр, каких-то условностей…
– Кто вам вбил в голову такую чушь? Весь мир лжет, и нет предела совершенству. Говорить правду – великое искусство. Самая тонкая игра.
– Но вы же мне не подыграете?
– Я бы хотел, но, к сожалению, не могу. Тем интереснее нам будет.
– Согласна.
– Так мы летим или…?
– Еще как летим.
Два часа двадцать минут. Ровно столько отделяло Лиссабон от Парижа в режиме «flight mode»
[62]. Восемь тысяч четыреста секунд. Я впитала в себя все и каждую в отдельности. Ровно столько отделяло меня от точки невозврата.
* * *
На одну из посадочных СHG мы приземлились ближе к ночи. Удивительно, но это был тот самый день августа, когда дождь решил окропить Париж своими слезами. Стекла «мерседеса» запотевали, город напоминал о прошлом ускользающими бликами и подсвеченными бульварами, а мы думали о своем, удобно расположившись на заднем сиденье авто. Конечно, никто не стоял в очереди на такси. Все было продумано и спланировано до мелочей, в стиле моего женевского друга.
– Хотите, я сыграю с вами в правду? – сказал он мне на выходе из терминала.
– Конечно.
– Все эти таблички на груди встречающих ассоциируются у меня с розыском Интерпола.
– У меня почему-то тоже.
– Вас это не смущает?
– Вообще нет.
– Мой замечательный ребенок…
Я даже не спрашивала, куда мы едем в сильно запотевшем «мерсе». Дженнаро водил пальцем по мутному стеклу, но я не видела, что именно он там вырисовывает:
– Вам знакома эта игра? – поинтересовался он, демонстрируя свой шедевр.
– Crisscross?
[63] – рассмеялась я, глядя на решетку для крестиков-ноликов.
– Именно. Ваш ход, мадемуазель.
Борьба шла ни на жизнь, а на смерть. Детская забава увлекла нас настолько, что вскоре мы добрались до переднего пассажирского стекла, потому что пространство для боя быстро заканчивалось. Искоса наблюдая за нашим беспощадным сражением, пожилой водитель-француз по-доброму улыбался. Бесчисленное количество раз мы сыграли вничью, но на подъезде к отелю «De Sers» Дженнаро все-таки победил. Изначально остановив выбор на крестике, я практически его запатентовала. В финальной баталии право первого хода принадлежало моему противнику, и он небрежно нарисовал крест в центре решетки. Пока я пыталась перестроиться на ноль, mon ami коснулся губами моих волос и шепнул по-французски:
