— Вот Сашу только в это впутывать не надо! Я даже представить себе не могла, что ты можешь вот так, за моей спиной…
Назревал семейный скандал, и мне присутствовать при нем было совсем ни к чему. Я ушла в гостевую комнату. Соблазн подслушать, до чего договорятся Родионовы, был велик, но я пересилила себя и отправилась в ванную.
* * *
Утро следующего дня ничем не отличалось от предыдущих. Первым снова встал Антон и отправился на пробежку. Я занималась йогой. Потом пришла Серафима и стала суетиться на кухне. Светлана встала, когда ее муж уже уехал. Выглядела она неплохо даже без макияжа. Похоже, ей все-таки удалось выспаться. Завтракала я со Светой. Она вела себя так, будто вчера ничего не случилось. При Серафиме я не стала ни о чем спрашивать свою клиентку, хотя вопросов у меня к ней накопилось много. Как только домработница оставила нас за столом одних, я оторвала глаза от тарелки с совершенно несъедобными творожниками и перевела их на мою визави. Только я не успела сказать ни слова. Родионова меня опередила:
— Евгения, нам надо кое-что прояснить. Несмотря на то что вам вчера наговорил мой муж, на наши с вами договоренности это никак не влияет, так ведь?
— Да, конечно, — подтвердила я.
— Спасибо, что не оставляете меня одну в такое сложное для меня время. — Света отодвинула от себя пустую тарелку. — Я буду готова через полчаса. Поедем сразу в Центр.
— Я поняла вас.
Родионова явно не была настроена обсуждать со мной события вчерашнего дня. Я не собиралась вторгаться в ее личную сферу, но вот некоторые моменты, касающиеся ее безопасности, хотелось бы прояснить. Более всего меня интересовало одно — что или кого она увидела на заднем сиденье черной «Приоры»? Посмотрев налево, она не могла не видеть, что происходит за открытым стеклом задней правой дверцы. Что-то ведь впечатлило Свету настолько, что ее лицо стало мертвенно бледным, а ее тело стало трясти мелкой дрожью. Она тогда еле-еле разлепила плотно сжатые губы и попросила меня отвезти ее домой. Антону удалось вернуть Светлану в работоспособное состояние, но вот пробиться через ее просто фантастическую скрытность ему не удалось, так же как и мне.
Я не знала, слышала ли моя клиентка все, о чем мне вчера поведал ее муж, или только последние фразы. Что-то мне подсказывало, что она тихонько подошла к двери, когда Антон уже признался мне, что одуванчики с запиской угрожающего характера прислал ей именно он и пиццу посыпал средством от тараканов тоже он. Ни одна женщина, наверное, не смогла бы после таких шокирующих признаний мужа стоять под дверью и слушать дальше, на что он еще оказался способен. Хотя Светлана определенно была женщиной неординарной, возможно, у нее выдержки бы хватило. Но то, что Антон взял на себя смелость отправить организаторам выставки фотографию из семейного архива, которая уже появилась на просторах Интернета, Светлана точно слышала. Для нее этот поступок мужа был сродни предательству.
Если моя клиентка опасалась засветить свое лицо в средствах массовой информации, значит, она боялась, что ее кто-то увидит, узнает, найдет и, как иносказательно говорят швейцарцы, заставит «есть одуванчики с корня». Света ненавидела эти цветы, причем настолько, что даже собранные маленьким сынишкой одуванчики она выбросила в речку, не побоявшись его обидеть. Похоже, эти цветы в ее сознании устойчиво ассоциировались с чем-то крайне неприятным. С одной стороны, я могла понять Антона, решившего покончить с тайнами своей супруги. Но с другой стороны, способ, который он выбрал, казался мне не только бесперспективным, но и жестоким. У Светланы обострилась мания преследования, а так и до психушки недалеко. Может, ей вовсе не телохранитель нужен, а психотерапевт? Только вот беда в том, что она ни с кем не хочет говорить о своих фобиях.
* * *
Когда мы со Светланой приехали в Центр изящных искусств, Антона Михайловича там не было. Но мою клиентку, кажется, не слишком волновало, где пропадает ее супруг. Сначала Света занималась бумажной работой у себя в кабинете, потом она провела мастер-класс с детьми среднего школьного возраста, а затем спустилась в мастерскую, где слонялся без дела Петя.
— Что нового? — поинтересовалась у него Родионова.
— Все по плану. С утра мы с Максом отвезли скульптуры на заливку. Он остался в худучилище контролировать процесс, а я вернулся. Какие будут поручения?
— Вот что, Петр, тебе пора браться за самостоятельные работы. Есть у тебя идеи?
— Да, но я не уверен, что готов к этому, — растерянно пробормотал Петя. — И потом, как же вы, Светланочка Игоревна?
— А что я? — дернула плечом Родионова.
— Как же вы одна со всем будете справляться? Или вы недовольны мной?
— Петр, ну что за глупости ты говоришь? — Светлана погладила парня по кудрявой голове. — Ты должен развиваться. У тебя есть потенциал, и тебя ждет большое будущее, я знаю.
— Вы мне льстите, Светланочка Игоревна.
— Отнюдь. Ты силен в пластике… Вот что! У меня есть один заказ, предлагаю тебе взяться за его исполнение.
— Почему я, а не Макс? — все еще пытался сопротивляться Петя.
Тот же Макс наверняка обрадовался бы, что его отпускают в самостоятельное плаванье, но Петя упирался руками и ногами, лишь бы остаться на берегу под опекой доброй мамочки, которая и в чубчик поцелует, и денег на карманные расходы даст.
— То есть ты отказываешься? — сурово осведомилась Родионова. — Выходит, я тебя ничему не научила?
— Я не отказываюсь, — замотал кудрявой головой Петя, — я просто думал, что нужнее вам. Но если вы, Светланочка Игоревна, настаиваете, то я с радостью.
— Что ж, тогда тебе надо встретиться с заказчиком, — Родионова протянула Петру визитку. — Созвонись с ним сегодня же, скажи, что ты от меня, договорись о встрече и при личном контакте узнай, какие именно скульптуры он хочет видеть на своем приусадебном участке. Можешь прямо сейчас этим заняться. Все равно больше никаких заданий для тебя у меня пока нет.
— Хорошо. — Петр был вынужден подчиниться своей патронессе. Выходя из мастерской, он одарил меня ревностным взглядом. Кажется, этот подмастерье решил, что я заняла его теплое местечко возле Светланы Игоревны.
Когда мы остались с Родионовой в мастерской вдвоем, она сразу же зашла за ширму, за которой творила. Как ни странно, но размолвка с мужем ничуть не лишила ее вдохновения. Беспокоить Светлану в такие моменты душевного подъема было категорически противопоказано, так что я стала просматривать записи с камер. Некоторые сотрудники Центра изящных искусств спускались в цоколь, подходили к закрытой двери, ведущей во двор, какое-то время в недоумении топтались около нее, а затем разворачивались и шли обратно. Наконец появился Антон, поговорил с вахтершей, подошел к лестнице, ведущей в цоколь, постоял, но так и не решившись спуститься в мастерскую, поднялся в кабинет.
Домой мы со Светой вернулись поздно. Антон смотрел телевизор и на наше возвращение никак не отреагировал. Между супругами пролегла полоса отчуждения. Родионовы не только не разговаривали друг с другом, но и старались даже не находиться в одной комнате.
