Она помогает Саре надеть парик: всегда спереди назад, сначала кажется, что это трудно, но быстро привыкаешь, говорит она, со временем даже не понадобится смотреть в зеркало. Она, конечно, может постричь его на свой вкус в любой парикмахерской. Уход простой, как за своими волосами: шампунь и вода. Сара поднимает голову и разглядывает себя в зеркале. Перед ней стоит новая женщина, похожая на нее, но в то же время совсем другая. Странное ощущение. Она узнает тем не менее свои черты, бледную кожу, глаза, темные круги под ними.
Это она, да, конечно, она. Она трогает пряди, укладывает их и так, и этак в попытке – нет, не подчинить, а скорее приручить их. Волосы не оказывают сопротивления, великодушно, покорно поддаются укрощению. Они медленно очерчивают овал ее лица, доверяясь новой хозяйке. Сара гладит их, ласкает, расчесывает, радуется их готовности к сотрудничеству, она почти благодарна им за это. Каким-то неуловимым образом эти чужие волосы становятся ее волосами, прекрасно сочетаясь с ее лицом, фигурой – всем обликом.
Сара вглядывается в свое отражение. Ей кажется, что эти волосы вернули ей то, что она утратила. Силу, достоинство, волю, все, что делает ее Сарой – сильной, гордой. И красивой. И вдруг она чувствует, что готова. Она оборачивается к женщине и просит ее побрить ее наголо. Она хочет сделать это здесь. Сейчас. Она начнет носить парик прямо с сегодняшнего дня. Ей не будет стыдно вернуться домой в таком виде. И потом, ей легче будет его надевать, когда под ним не будет волос, так проще. В любом случае рано или поздно это придется сделать, так пусть это произойдет здесь, сейчас, пока у нее есть на это силы.
Женщина кивает. Вооружившись бритвой, она опытной, мягкой рукой делает все, что надо.
Сара открывает глаза и на какое-то время застывает в удивлении. Свежевыбритая голова кажется меньше, чем раньше. Она похожа теперь на свою дочку, когда той был годик и у нее еще не отросли волосики. Младенец – вот на кого она стала похожа. Она пытается представить себе реакцию детей – вот уж кто удивится, увидев ее такой. Может, она и покажется им в этом новом виде, когда-нибудь. Позже.
А может, и нет.
Она водружает парик на свой гладкий череп – так, как ей показывала женщина, – и поправляет принадлежащие отныне ей волосы. Здесь, перед отражением в зеркале, она больше не сомневается: она будет жить. Она увидит, как вырастут ее дети, как они превратятся сначала в подростков, потом повзрослеют, сами станут родителями. Больше всего на свете ей хочется знать, какие у них будут вкусы, способности, таланты, кого они полюбят. Сопровождать их на жизненном пути, быть доброй, нежной, любящей мамой, которая всегда рядом, – вот чего ей хочется больше всего.
Она выйдет победительницей из этого сражения, возможно, израненной, но не сломленной. И какая разница, сколько месяцев, лет ей придется лечиться? Какое значение имеет время? С этого мгновения всю свою энергию, каждую минуту, каждую секунду она посвятит борьбе с болезнью – борьбе не на жизнь, а на смерть.
Никогда она не будет больше Сарой Коэн, той влиятельной, уверенной в себе женщиной, у многих вызывавшей восхищение. Она не будет больше непобедимой, не будет супергероем. Она станет сама собой, Сарой, женщиной, которой немало пришлось вынести в этой жизни, но она продолжает жить со своими шрамами, слабостями и ранами. И прятать их она больше не будет. Ее прежняя жизнь была сплошной ложью, новая будет настоящей.
Когда болезнь немного отпустит ее, она создаст собственную адвокатскую фирму – у нее осталось еще несколько клиентов, которые по-прежнему ей верят и пойдут за ней. Она возбудит процесс против «Джонсона и Локвуда». Она – отличный адвокат, один из лучших в городе. Она всем расскажет о дискриминации, которой подверглась на работе, – ради тысяч таких, как она, мужчин и женщин, заранее приговоренных к смерти своими коллегами и вынужденных таким образом выносить на своих плечах двойной груз. Вот за них она и будет сражаться. Это – лучшее, что она может сделать. Такая у нее будет война.
Она научится жить иначе, будет общаться с детьми, высвобождать дни для совместных праздников, ходить на школьные спектакли в конце учебного года. Она не пропустит больше ни одного дня рождения. Вместе с ними будет ездить на каникулы, летом – во Флориду, зимой – кататься на лыжах. Никто и никогда больше не отнимет у нее этого – мгновений общения с ними, которые тоже составляют ее жизнь. Не будет больше никакой стены, никакой лжи – никогда. Никогда больше не будет она разрываться надвое.
А пока надо бороться с этим мандарином. У нее есть оружие, оно дано ей природой: это мужество, сила, решимость и ум. А еще семья, дети, друзья. И, конечно, врачи, медсестры, онкологи, радиологи, фармацевты – все они каждый день сражаются за нее, плечом к плечу. Саре вдруг кажется, что она находится в самом начале какой-то колоссальной эпопеи, что вокруг нее вибрирует, кипит невиданная энергия. Она чувствует, как по телу ее пробегает горячая волна, что-то новое вскипает внутри ее, словно трепещет крылышками бабочка.
За дверями салона ее ждут большой мир, жизнь, дети. Сегодня она сама заберет их из школы. Она представляет себе их удивление: такого почти никогда не бывало. Ханна, конечно, разволнуется. Близнецы побегут ей навстречу. Они заметят ее новую стрижку, новые волосы, станут что-то говорить по этому поводу. И тогда Сара все им объяснит. Она расскажет про мандарин, про работу, про войну, которую им придется вести всем вместе.
Уходя из салона, Сара думает о той женщине с другого края света, из Индии, которая отдала ей свои волосы, о сицилийских мастерицах, которые так тщательно расчесали и обработали их. О той, которая сплела из них парик. И ей подумалось, что весь мир трудится сообща ради ее выздоровления. Ей вспоминается фраза из Талмуда: «Спасший одну жизнь, спасает весь мир». Сегодня весь мир спасает ее, и Сара благодарна ему за это.
Она думает, что она здесь, да, здесь и сейчас – живая.
И будет живой еще долго-долго.
При этой мысли она улыбается.
Эпилог
Мой труд окончен: вот парик. Лежит передо мной.
И я ни с чем не схожее испытываю чувство.
Так светится малыш улыбкой неземной,
Когда карандашом малюет густо-густо.
И будет греть меня уверенно и долго
Сознание исполненного долга.
Я думаю сейчас о женских волосах:
Откуда их судьба брала.
Проделан путь большой. На жизненных весах
Одна из чутких чаш едва ли перевесит.
Сплетенные в парик, они увидят свет,
Я с ними мысленно его увижу тоже.
Не выходя за дверь, – как будто двери нет
В уютной мастерской, на спаленку похожей.
Всем женщинам Земли я посвящу свой труд.
Их волосы – судеб связующие нити.
Пусть женщины в любви рожают и живут
(Всему наперекор влюбляйтесь и живите).
Пусть гнется много раз уставшая спина,
Но не сломается от тяжести она.
И я плечом к плечу в сражениях стою.
Мне ваши радости и горести знакомы.
И каждую из вас в себе я узнаю,
Как будто мы живем по тайному закону.
Я – тоненькая нить, связующая вас.
Так волос в парике, с другим сплетенный, тонет.
Но для внимательных неравнодушных глаз
Понятна и близка, видна как на ладони.
Настанет новый день, и с ним начнется вновь
Плетенье париков – большой волшебной гривы.
Вплету я в волосы разлуку и любовь,
И чью-то седину, и завиток игривый.
Благодарность
Жюльетт Жост – за ее энтузиазм и доверие.
