Наконец показался самолет. Глядя на медленно растущую точку в небе, Джулия думает, что вот оно – их будущее, все целиком, в грузовом отсеке этого пузатого самолета. Она хватает Камала за руку. В этот миг ей кажется, что они не два отдельных существа, блуждающие случайными путями по меандрам жизни, а мужчина и женщина, прочно связанные друг с другом. И неважно, что скажут мамма, родные, соседи, думает Джулия. Сегодня она чувствует себя женщиной рядом с этим мужчиной, который помог ей раскрыться. И эту руку она не собирается отпускать. В ближайшие годы она еще часто будет сжимать ее – на улице, в парке, в родильном доме, во время сна, в час любви, в минуты печали, когда будет рожать их детей. Эта рука надолго задержится в ее ладони.
Самолет приземляется, останавливается. Потом с него быстро сгружают контейнеры и отвозят их к месту сортировки, где суетятся грузчики.
На складе Джулия расписывается в накладной, и груз поступает в ее распоряжение. Вот он, заветный пакет, не больше обыкновенного чемодана. Дрожа всем телом, она берет канцелярский нож и вспарывает ему брюхо. Появляются первые волосы. Она осторожно берет одну прядь: волосы длинные, очень длинные, угольно-черного цвета. Женские, вне всякого сомнения, шелковистые и густые. Они были куплены месяц назад в храме Тирупати, уточнил отправитель посылки, самом посещаемом месте паломничества в мире, независимо от конфессий: Мекка и Ватикан ему уступают. Это сравнение особенно впечатлило Джулию. Она думает об этих людях – мужчинах и женщинах, – которых она не знает и никогда не увидит, пришедших в храм, чтобы принести в жертву божеству свои волосы. Их жертва – это божий дар, думает она. Ей хочется обнять их в знак благодарности. Эти люди никогда не узнают, куда отправились их волосы, какой невероятный путь им пришлось проделать. Правда, их одиссея еще только начинается. И в один прекрасный день кто-то, где-то далеко-далеко – бог знает где, наденет на себя эти волосы, расчесанные, вымытые и обработанные ее работницами. Этот человек не будет и подозревать о том, какую битву пришлось ей выдержать. Он будет носить эти волосы и, возможно, гордиться ими, как гордится сегодня Джулия. При этой мысли она улыбнулась.
Держа в своей ладони руку Камала, она думает, что вот оно, ее место в жизни, она нашла его. Мастерская отца спасена. Он может спать спокойно. Когда-нибудь династию продолжат ее дети. Она научит их ремеслу, провезет дорогами, по которым ездила когда-то на «веспе» вместе с отцом.
Иногда она видит это во сне. Но Джулии уже не девять лет. Да и отцовской «веспы» больше нет и не будет, однако она твердо знает, что будущее состоит из надежд. И что отныне оно принадлежит ей.
Сара
Монреаль, Канада
Сара идет заснеженными улицами. Сейчас, в начале февраля, температура, как на Северном полюсе, но Сара радуется зиме: она обеспечивает ей алиби. Из-за холода ее вязаная шапка теряется среди множества таких же головных уборов, которыми прохожие спасаются от стужи. Навстречу ей попадается группа школьников, они идут, держась за руки. На одной из девочек такая же шапка, как у нее; она заговорщически-весело смотрит на Сару.
Сара идет дальше. В кармане у нее визитка, которую дала ей несколько недель назад одна женщина в больнице. Они сидели в очереди на процедуры и, естественно, разговорились, как будто на террасе кафе. И проговорили весь день. Разговор очень быстро стал задушевным, как будто болезнь делала их ближе друг другу, протягивая невидимую нить от одной к другой. Сара читала много признаний в Интернете, на форумах и в блогах, ей иногда даже казалось, что она состоит в каком-то клубе особо сведущих людей, тех, кому все известно, кто уже прошел через «это». Там были и старые бойцы, «джедаи», для которых эта война была уже не первой, и новички, только-только заболевшие, – «падаваны». Этим, как и Саре, предстояло многое узнать, многому научиться. Так вот тогда, в больнице, та женщина, принадлежавшая, очевидно, к «джедаям», которой пришлось побывать не в одном сражении, хотя она и не распространялась о своей болезни, упомянула этот салон накладных волос, как принято его называть, где работают очень компетентные и деликатные люди. Она дала Саре визитку салона, чтобы та воспользовалась ею, «когда придет время». В борьбе за выживание не надо забывать и о самоуважении, говорила она. «Ваше отражение в зеркале должно быть вам союзником, а не врагом», – сказала она напоследок со знающим видом.
Сара убрала карточку и больше о ней не думала. Она пыталась всячески оттянуть этот момент, но реальность нагнала ее.
Время пришло. По заснеженным улицам Сара идет в тот самый салон. Она могла бы взять такси, но решила все же пройтись пешком. Этот путь для нее, как паломничество, она должна пройти его сама, словно совершая ритуал перехода в другое состояние. Она идет туда, и это очень много для нее значит. Она принимает свою болезнь. Не отталкивает, не отрицает. Смотрит ей прямо в лицо, такой, какая она есть: не наказание, не удар судьбы, не проклятие, с которым надо смириться, а скорее событие, факт ее биографии, испытание, которое ей предстоит преодолеть.
Сара подходит к салону, и ее охватывает странное чувство. Это не дежавю, не предчувствие, нет, ощущение это более глубокое, оно пронизывает не только ее мысль, но и все существо: ей кажется, что она уже шла этой дорогой. Хотя на самом деле она впервые оказалась в этом районе города. Она не может объяснить своих чувств, но ей кажется, что там ее что-то ждет, и уже давно. Что у нее там назначена встреча.
Она толкает дверь салона. Ее вежливо встречает элегантная женщина и ведет по коридору в небольшую комнату, обстановку которой составляют кресло и зеркало. Сара снимает пальто, кладет сумку. Немного медлит, прежде чем снять шапку. Женщина смотрит на нее молча. Потом говорит: «Я покажу вам наши модели. Вы уже представляете себе, что бы вам хотелось?»
В ее голосе не слышно ни подобострастия, ни жалости. Тон ровный, без фиоритур. И Сара в тот же миг почувствовала себя уверенней. Нет сомнений: эта женщина знает, о чем говорит. Она повидала на своем веку десятки, сотни женщин в таком же положении. Она их видит целыми днями. Однако в этот миг Саре кажется, что она одна такая на всем свете, во всяком случае, с ней обращаются именно так. Не драматизируя, не опошляя – это целое искусство, и женщина владеет им в совершенстве.
Ее вопрос озадачил Сару. Она не знает. Не думала. Ей хотелось бы… что-нибудь живое, натуральное. Чтобы было похоже на нее. Это, наверное, глупо: ну как могут подойти ей чужие волосы – к ее лицу, к ее личности?
Женщина на некоторое время уходит и возвращается, неся несколько картонных коробок в форме шляпных картонок. Открыв первую, она достает из нее парик бронзово-рыжего оттенка. Синтетический, японский, поясняет она. Она энергично встряхивает его вниз волосами: парики иногда мнутся в коробках, надо вернуть ему естественную форму, говорит она. Сара неуверенно примеряет парик и не узнает себя под массой густых волос. Нет, это не она, что это за лохматый шар? Что за маскарад? Хорошее соотношение цены и качества, комментирует женщина, но это далеко не лучший наш товар. Из второй коробки она достает еще один парик, опять искусственный, но более высокого качества. Сара не знает, что и сказать, стоит задумчиво перед отражением в зеркале, которое опять явно не похоже на нее. Парик неплох, ей не в чем его упрекнуть, разве что в том, что он выглядит париком. Нет, это невозможно, лучше уж платок или шапка. Тогда женщина берется за третью коробку. Здесь – последняя модель из натуральных волос, поясняет она. Вещь редкая и дорогая, но некоторые женщины готовы платить дорого. Сара с удивлением рассматривает парик: волосы того же цвета, что у нее, длинные, шелковистые, очень мягкие на ощупь и густые. Это волосы из Индии, говорит женщина. Они проходят обработку в Италии, точнее, на Сицилии, их сначала обесцвечивают, затем красят, после чего в маленькой мастерской, волосок к волоску, закрепляют на тюлевой основе. Тут была использована техника плетения, это дольше, но гораздо прочнее, чем при имплантации крючком. Восемьдесят часов работы, около ста пятидесяти тысяч волосков. Исключительный товар. «Прекрасная работа», как говорят профессионалы, с гордостью добавляет женщина.
