Джулии нравится быть среди этих женщин, многие их которых знали ее еще девочкой. Она чуть ли не родилась здесь. Мать любит рассказывать, как у нее начались схватки, когда она сортировала пряди в главном цеху – теперь из-за плохого зрения она больше не работает, пришлось уступить место сотруднице поглазастее. Джулия выросла здесь, среди волос: эти – на расчесывание, эти – в мойку, а там ждут отправки готовые заказы. Она помнит, как проводила среди работниц каникулы и среды, смотрела, как они трудятся. Ей нравилось наблюдать за их руками, снующими словно полчища муравьев. Она смотрела, как они бросают волосы на карды, эти огромные квадратные гребенки для расчесывания, как затем моют их в большой ванне, установленной на козлах, – хитроумное устройство, придуманное ее отцом, который не желал, чтобы его подчиненные портили себе спины. Джулию забавлял вид подвешенных к окнам для просушки прядей волос: ни дать ни взять – скальпы, трофеи, добытые индейцами и выставленные на всеобщее обозрение.
Иногда ей кажется, что время здесь остановилось. Где-то снаружи оно продолжает бег, но среди этих стен она чувствует себя под защитой. Это приятное, обнадеживающее чувство, оно вселяет уверенность в странное постоянство вещей.
Вот уже почти целый век ее семья живет благодаря каскатуре – древнему сицилийскому обычаю сохранять выпавшие или отрезанные волосы, чтобы делать затем из них накладки и парики. Мастерская Ланфреди, которую основал в 1926 году прадед Джулии, – последняя в Палермо. В ней трудятся с десяток работниц разных специальностей, они расчесывают, моют и обрабатывают волосы, которые затем рассылаются по Италии и по всей Европе. В день своего шестнадцатилетия Джулия сделала выбор: она оставила лицей, чтобы работать в мастерской вместе с отцом. Она была способной ученицей, учителя хвалили ее, особенно преподаватель итальянского языка, который убеждал ее учиться дальше. Она могла бы продолжить обучение, поступить в университет, но для нее пойти иным путем было немыслимо. Для Ланфреди изготовление париков – больше чем традиция, это страсть, передающаяся из поколения в поколение. Странно, но сестры Джулии не проявили никакого интереса к семейному промыслу, она – единственная из дочерей Ланфреди, решившая посвятить себя этому делу. Франческа рано вышла замуж и вообще не работает: у нее четверо детей. Адела, младшая, еще ходит в лицей и собирается заняться какой-нибудь профессией, связанной с модой или модельным бизнесом, – чем угодно, только чтобы не идти родительской дорогой.
Для особых заказов – на редкие цвета, которые бывает трудно найти, – у папы есть свой секрет: формула, завещанная ему отцом, а тому – дедом, на основе натуральных веществ, названий которых он никому не открывает. Эту формулу он передал Джулии. Он часто уводит ее с собой на крышу, в свою лабораторию, как он это называет. Оттуда видно море, а в другой стороне – Монте Пеллегрино. Облачившись в белый халат и становясь от этого похожим на учителя химии, Пьетро кипятит большие ведра для перекрашивания волос: он знает, как их обесцветить, как затем покрасить в другой цвет, да так, чтобы при мытье краска не полиняла. Джулия часами наблюдает за ним, внимательно приглядываясь к малейшим действиям. Папа обращается с волосами, как мамма с пастой. Он помешивает их деревянной ложкой, затем оставляет на какое-то время в покое, после чего снова возвращается к ним, и так без конца, без устали. В его заботливом отношении к волосам есть и терпение, и строгое соблюдение всех правил, и любовь. Ему нравится говорить, что однажды кто-то наденет их, а потому они заслуживают самого глубокого уважения. Джулия иногда представляет себе женщин, которым предназначаются все эти парики, – мужчины здесь накладных волос не носят, они слишком горды, слишком дорожат тем, что считают мужественностью.
Неизвестно по какой причине некоторые волосы не поддаются секретной формуле семейства Ланфреди. После погружения в ведра большая часть волос становится молочно-белыми, что позволяет их затем окрашивать заново, но всегда есть несколько волосков, упорно не желающих менять свой первоначальный цвет. Они представляют собой серьезную проблему: действительно, ведь это совершенно недопустимо, чтобы клиент обнаружил в тщательно перекрашенной пряди черных или каштановых упрямцев. Эта деликатная задача поручена Джулии ввиду ее острого зрения – она разбирает пряди волосок к волоску, чтобы изъять из общей массы непокорных. Это – настоящая охота на ведьм, облава, которую она ведет каждый день не покладая рук.
Голос Паолы выводит ее из мечтательности.
– Mia cara
[7], ты выглядишь усталой. Всю ночь читала?
Джулия не отрицает. От Паолы ничего не скроешь. Она – дольше всех в мастерской, старейшина для работниц. Здесь все зовут ее нонна – «бабушка». Отца Джулии она знала еще ребенком; она любит рассказывать, как шнуровала ему башмачки. С высоты своих семидесяти пяти лет она видит все. У нее натруженные руки, морщинистая, пергаментная кожа, но взгляд по-прежнему зоркий. Паола овдовела в двадцать пять лет и одна вырастила четверых детей, так и не согласившись снова выйти замуж. Когда ее спрашивают, почему, она отвечает, что слишком дорожит своей свободой: замужней женщине все время надо держать отчет, говорит она. «Поступай как хочешь, mia cara, главное – замуж не выходи», – то и дело повторяет она Джулии. Охотно рассказывает она о своей помолвке с человеком, которого выбрал для нее отец. Семья ее будущего мужа разводила лимоны. Нонне пришлось работать на сборе урожая даже в день свадьбы. В деревне времени для безделья нет. Она помнит стойкий лимонный запах, исходивший от мужниной одежды и рук. Когда несколько лет спустя он умер от пневмонии, оставив ее одну с четырьмя детьми на руках, ей пришлось податься в город для поисков работы. Там она встретила деда Джулии, тот взял ее к себе в мастерскую. И вот уже пять десятков лет она работает здесь.
– Мужа в книжках не найдешь! – смеясь, восклицает Альда.
– Оставь ты ее в покое, – ворчит нонна.
Мужа Джулия не ищет. Она не ходит ни по кафе, ни по ночным клубам, которые так любят ее сверстники. «Диковатая у меня дочка», – говорит обычно мамма. Шуму дискотек Джулия предпочитает мягкую тишину городской библиотеки. Она ходит туда каждый день в обеденный час. В чтении Джулия ненасытна, она любит особую атмосферу больших залов со стенами, уставленными книгами, нарушаемую только шуршанием страниц. В этом для нее есть нечто религиозное, какая-то мистическая отрешенность, которая ей по душе. Читая, Джулия не замечает бега времени. Еще девочкой, сидя у ног работниц, она проглатывала романы Эмилио Сальгари. Потом открыла для себя поэзию. Она любит Капрони больше, чем Унгаретти, прозу Моравиа и особенно афоризмы Павезе, своего любимого автора. Ей кажется, что с ними она могла бы прожить всю жизнь. Она даже поесть забывает, частенько остается после обеденного перерыва голодной. Да, это так: Джулия глотает книги, как другие глотают канноли.
Сегодня, когда она возвращается после обеда в мастерскую, в главном зале царит непривычное молчание. Она входит, и все взгляды устремляются на нее. Нонна, бледная, с изменившимся лицом подходит к ней.
