Она спрятала деньги под сари и поскорее вернулась домой. Лихорадочно собрала кое-что из вещей – самое необходимое, лишнего она брать не будет. Они с Лалитой обе такие хрупкие, им нельзя слишком нагружаться. Кое-что из одежды да из продуктов: рис и несколько лепешек в дорогу. Она приготовила их наспех, пока Нагараджан был в поле. Смита знает, что он их не отпустит. Они больше не разговаривали на эту тему, но она знает, что он думает по этому поводу. Поэтому у нее нет иного выхода, кроме как дождаться ночи и привести план в исполнение, молясь, чтобы жена брахмана тем временем ничего не заметила. Как только она обнаружит исчезновение денег, жизнь Смиты окажется под угрозой.
Она преклоняет колени перед маленьким алтарем, посвященным Вишну, и молится, прося его заступничества. Она просит, чтобы тот не оставил их с дочерью в их долгом путешествии, пока они будут идти пешком, ехать на автобусе, на поезде все две тысячи километров до Ченнаи. Это будет тяжелое, опасное путешествие, и в успехе его Смита не уверена. Она чувствует, как ее обдает невидимой горячей волной: она больше не одинока, словно вдруг миллионы неприкасаемых встали на колени здесь, перед маленьким алтарем, и молятся вместе с ней. И тогда она дает Вишну обет: если им удастся бежать, если жена брахмана ничего не заметит, если джаты их не поймают, если они доберутся до Варанаси, если сядут в поезд, если доедут живыми до Юга, то они пойдут поклониться ему в храм Тирупати. Смита слышала об этом сказочном месте, о храме, стоящем на горе Тирумала, в двух сотнях километров от Ченнаи, куда ежегодно стекается множество паломников. Говорят, их там миллионы, и все несут приношения Шри Винкатешваре, Господину Горы, самому почитаемому воплощению Вишну. Ее бог, бог-заступник, не покинет ее, она знает это. Она берет в руки изображение четырехрукого бога, перед которым молится, – цветную картинку с потрепанными, загнутыми уголками, и прячет ее на груди под сари. Теперь он с ней, и ей ничего не страшно. Ее вдруг как будто накрыла и окутала невидимая мантия, оберегая от любой опасности. Под такой защитой Смита будет непобедима.
Деревня в этот час погружена во мрак. Дыхание Нагараджана стало ровным, он только легонько посапывает носом. Это не храп, скорее слабое урчание, похожее на мурлыканье тигренка, свернувшегося под боком мамы-тигрицы. У Смиты сжимается сердце. Она любила этого мужчину, привыкла к тому, что он всегда рядом. Она злится на него за малодушие, за этот горький фатализм, который он привнес в их жизнь. Ей так хотелось бы уехать вместе с ним. Она разлюбила его в тот самый миг, когда он отказался от борьбы. Любовь, как птица, думает она, взмахнет крылом и улетит, как прилетела когда-то.
Она отбрасывает одеяло и вдруг чувствует головокружение. А может, эта поездка – чистое безумие? Если бы не ее бунтарский, непокорный характер, если бы не эта бабочка, что бьется у нее в животе, она могла бы отказаться от всего, смириться со своей судьбой, как Нагараджан и их братья – неприкасаемые. Лечь обратно в постель и дожидаться рассвета в тупом оцепенении, без сна, без сновидений, как дожидаются смерти.
Но обратной дороги нет. Она взяла деньги под глиняной миской у брахмана, и назад уже ничего не воротишь. Так что придется пускаться в путь, бежать без оглядки, далеко-далеко, может, в никуда. Ее пугает не смерть, даже не боль, не страдания – она вообще за себя не боится, разве что чуть-чуть. А вот за Лалиту… Тут она боится всего.
У меня сильная доченька, повторяет она, чтобы приободриться. Она знает это с самого ее рождения. Когда после родов деревенский акушер осматривал девочку, та его укусила. Его это развеселило: беззубый ротик оставил у него на руке едва заметный след. С характером будет девочка, сказал он. И вот эта шестилетняя неприкасаемая, маленькая, чуть выше табуретки, сказала «нет» брахману. Стоя посреди класса, посмотрела ему прямо в глаза и сказала «нет». Чтобы родиться храбрецом, не обязательно быть высокого рода. Эта мысль придает Смите силы. Нет, она не бросит Лалиту в грязи, не отдаст ее этой проклятой дхарме.
Она подходит к спящей дочери. Что за чудо – детский сон, думает она. Лалита спит так безмятежно, что ее жалко будить. Личико у нее спокойное и такое красивое – прелесть! Во сне она кажется младше, чем на самом деле, совсем малышка, почти младенец. Ах, как хотелось бы Смите, чтобы всего этого не было, чтобы ей не надо было этого делать – будить дочку посреди ночи, чтобы бежать из дома. Девочке ничего не известно о планах матери; ей и невдомек, что сегодня вечером она видела своего отца в последний раз. Смита завидует ей, ее невинности. Сама она уже давно позабыла, что такое сладко спать. Ночь для нее – это бездонная пропасть, а ее сны так же черны, как грязь, которую она убирает. Может быть, там все будет иначе?
Лалита спит, прижав к себе свою единственную куклу, подаренную ей на день рождения, когда ей исполнилось пять лет, – маленькую «Королеву бандитов» в красной косынке с лицом Пхулан Деви
[18]. Смита часто рассказывает ей историю этой женщины из одной из низших каст, которую выдали замуж в одиннадцатилетнем возрасте и которая прославилась тем, что восстала против своей участи. Став предводительницей банды разбойников, она защищала угнетенных, нападала на богатых землевладельцев, насиловавших на своих землях девушек из низших каст. Ее банда грабила богатых и раздавала награбленное бедным, и вскоре она стала народной героиней, некоторые даже считали ее воплощением богини войны Дурги. Ее арестовали, обвинив в сорока восьми преступлениях, заключили в тюрьму, но потом выпустили, после чего она была избрана в парламент, а потом убита посреди улицы тремя неизвестными в масках. Лалита обожает эту куклу, как и все местные девочки. Ее можно купить на всех рынках.
– Лалита. Просыпайся. Нам пора!
Девочка расстается с недосмотренным сном, который принадлежит ей одной. Она поднимает на мать сонный еще взгляд.
– Не шуми! Одевайся. Быстро.
Смита помогает ей собраться. Девочка не противится, тревожно поглядывая на мать: что это на нее нашло среди ночи?
– Это сюрприз, – шепотом поясняет Смита.
Ей недостает смелости сказать, что они уезжают и больше никогда сюда не вернутся. Это – билет в один конец до станции под названием «Лучшая жизнь». Никогда в их жизни не будет больше этого ада – деревни Бадлапур, Смита поклялась себе в этом. Лалите не понять, она, конечно, будет плакать, может, даже заупрямится. Смита не может так рисковать, не может поставить под угрозу весь свой план. Поэтому она и лжет. Да и ложь-то совсем маленькая, успокаивает она себя, она просто приукрашивает действительность.
Перед уходом она бросает последний взгляд на Нагараджана: спит ее тигр, тихо спит, ничего не подозревая. На свое опустевшее место рядом с ним она кладет листок бумаги. Нет, это не письмо – она не умеет писать. Она просто перерисовала адрес своих родственников в Ченнаи. Может быть, их отъезд придаст Нагараджану мужества, которого ему не хватило сегодня. Может быть, он найдет в себе силы и отыщет их там. Кто знает?
