— Прости, Тилли, дорогая, — сказала Джулия плюшевой выдре, — кажется, дипломат из меня никакой. Ты же знаешь, в этом деле я полный профан. Но не бойся, мы подыщем тебе хорошую семью, вот увидишь.
Директор магазина, внимательно наблюдавший за этой сценой, подошел к Джулии:
— Как приятно видеть вас, мисс Уолш, вы уже целый месяц к нам не заглядывали.
— В последнее время у меня было ужасно много работы.
— Ваше детище пользуется бешеным успехом, мы заказываем уже десятый экземпляр. Четыре дня в витрине и — до свиданья! — объявил директор, водворяя игрушку на место. — Хотя вот эта сидит здесь уже недели две. Но что вы хотите при такой погоде!..
— Погода тут ни при чем, — ответила Джулия. — Просто эта Тилли — уникальная привередница, она сама желает выбрать себе приемную семью.
— Ну-ну, мисс Уолш, вы это говорите каждый раз, когда заходите, — с улыбкой сказал директор.
— А потому что они все уникальные, — возразила Джулия и попрощалась.
Дождь наконец кончился. Выйдя из магазина, Джулия решила пройти пешком через Манхэттен, и вскоре ее силуэт затерялся в толпе.
* * *
Деревья на Горацио-стрит поникли под тяжестью намокшей листвы. День клонился квечеру, и тут наконец выглянуло солнце, прежде чем погрузиться в воды Гудзона. Мягкий пурпурный свет заливал улочки квартала Вест-Виллидж. Джулия поздоровалась с хозяином греческого ресторанчика, расположенного напротив ее дома; тот суетился, накрывая к ужину столы на террасе. Ответив на приветствие, он спросил, не оставить ли для нее столик на сегодняшний вечер. Джулия вежливо отказалась, пообещав, что придет на ланч завтра, в воскресенье.
Она отперла ключом входную дверь небольшого дома, где жила, и поднялась по лестнице на верхний этаж. Стенли ждал ее, сидя на последней ступеньке.
— Ты как сюда проник?
— Меня впустил Зимур, директор магазина на первом этаже. Я ему помог снести коробки с обувью в подвал, и мы обсудили его новую коллекцию туфель — это просто чудо! Но кто может позволить себе такие произведения искусства в наши-то дни?!
— Кое-кто может, судя по тому, сколько покупателей постоянно бывает у него по воскресеньям, и очень многие, поверь, выходят с покупками, — сказала Джулия. Она спросила, открывая дверь своей квартиры:
— Тебе что-то нужно?
— Мне-то нет, а вот тебе, я уверен, нужна компания.
— Друг мой, у тебя такой неприкаянный вид, что уж и не знаю, кто из нас двоих сильнее мается от одиночества.
— Ладно, согласен потешить твое самолюбие: я сам, по своей инициативе, пришел сюда незваным гостем!
Джулия сняла габардиновый плащ и бросила его на кресло у камина. Комната благоухала глицинией, карабкавшейся вверх по красному кирпичному фасаду.
— А у тебя и вправду очень уютно, — воскликнул Стенли, бухнувшись на диван.
— Да, за этот год мне хотя бы это удалось, — сказала Джулия, открывая холодильник.
— Удалось что?
— Обустроить целый этаж этой развалюхи. Пива хочешь?
— Пиво — смерть для фигуры! Может, лучше стаканчик красного?
Джулия проворно поставила два прибора, вынула тарелку с сырами, откупорила бутылку вина, сунула в плеер диск Бэйси и знаком пригласила гостя сесть напротив нее. Стенли взглянул на этикетку каберне и восхищенно присвистнул.
— Настоящий праздничный ужин, — подтвердила Джулия, садясь за стол. — Сюда бы еще пару сотен гостей, да пирожные, да закрыть глаза — и можно подумать, будто мы на свадьбе.
— Давай-ка потанцуем, дорогая! — предложил Стенли.
Не дожидаясь согласия Джулии, он вышел из-за стола и повел ее в свинге.
— Вот видишь, у нас все-таки получился праздничный вечерок, — смеясь, сказал он.
Джулия опустила голову на его плечо:
— Что бы я без тебя делала, старина Стенли?!
— Ничего, и мне это давным-давно известно. Музыка смолкла, и они вернулись за стол.
— Ты хотя бы позвонила Адаму?
Да, Джулия воспользовалась своей прогулкой, чтобы извиниться перед женихом. Адам сказал, что вполне понимает ее желание побыть одной. Это он должен просить у нее прощения за свою бестактность во время похорон. Даже его мать, которой он позвонил, вернувшись с кладбища, упрекнула его в неделикатности. Сегодня вечером он едет в загородный дом к родителям, чтобы провести с ними остаток выходных.
— Я начинаю думать, что твой отец поступил не так уж глупо, вынудив тебя похоронить его именно сегодня, — буркнул Стенли, подливая себе вина.
— Ты просто ненавидишь Адама!
— Я этого никогда не говорил.
— Знаешь, я целых три года прожила одна в городе, где обитают два миллиона холостяков. Адам любезен, щедр, обходителен. Он терпит мой ненормированный рабочий день. Он изо всех сил старается сделать меня счастливой, и, что самое главное, Стенли, он меня любит. Поэтому, сделай милость, будь к нему хоть немного снисходительней.
— Да я ничего не имею против твоего жениха, он поистине безупречен! Просто мне хочется видеть рядом с тобой человека, который по-настоящему вскружил бы тебе голову, пусть даже у него полным-полно недостатков, а не того, кто привлекает тебя лишь «положительными» качествами.
— Легко тебе поучать меня, а вот почему ты-то сам одинок?
— Я вовсе не одинок, моя Джулия, я вдовец, а это не одно и то же. И если человек, которого я любил, умер, это вовсе не доказывает, что он меня покинул. Ты ведь видела Эдварда и знаешь, как он был прекрасен даже на больничной койке. Его болезнь ни на йоту не лишила его великолепия. Он шутил до самого конца, до последних слов.
— И что же это были за слова? — спросила Джулия, сжимая руку Стенли.
— Я люблю тебя!
Несколько минут они сидели молча, глядя друг на друга. Потом Стенли встал, надел куртку и поцеловал Джулию в лоб.
— Пойду спать. Сегодня вечером ты выиграла партию: одиночество достанется мне.
— Посиди еще чуть-чуть. Эти последние слова… они действительно означали, что он тебя любит?
— Какая разница, ведь он умирал оттого, что изменил мне, — с горькой улыбкой ответил Стенли.
* * *
Поутру Джулия проснулась на диване и, открыв глаза, обнаружила, что Стенли перед уходом накрыл ее пледом. А сев завтракать, нашла под своей чашкой записку: «Какие бы гадости мы ни говорили друг другу, ты моя самая близкая подруга, и я тоже тебя люблю. Стенли».
4
В десять часов Джулия вышла из дому, решив провести день в студии. Она запаздывала со сдачей очередной работы, и совершенно ни к чему было сидеть дома без дела или, хуже того, наводить порядок в квартире, зная, что через несколько дней там опять будет кавардак. Даже Стенли нельзя позвонить, он наверняка еще спит и выползет из постели только в середине дня, если не извлечь его силой, посулив бранч
[3]
или блинчики с корицей.
