— Вам трудно передвигаться, сэр? — забеспокоилась молодая женщина.
— В моем возрасте, мисс, это довольно обычное явление, — гордо ответил он, одновременно предъявляя ей свидетельство о наличии кардиостимулятора.
— Подождите здесь, — сказала стюардесса, включая свой телефон.
Через несколько секунд электрокар уже вез их к посадке на парижский рейс. В сопровождении агента авиакомпании контроль безопасности на сей раз прошел гладко.
— У тебя опять сбой? — спросила Джулия, пока электрокар на полной скорости мчал их по длинным проходам аэропорта.
— Молчи ты, ради бога, — шепнул в ответ Энтони, — а не то нас засекут. Моя нога в полном порядке.
И он продолжал увлеченно беседовать с водителем, как будто его ужасно интересовала жизнь этого парня. Десять минут спустя Энтони и его дочь сели в самолет первыми.
Пока две стюардессы помогали Энтони устроиться в кресле (одна подкладывала ему подушечки под спину, вторая предлагала плед), Джулия вернулась к выходу из самолета и сказала стюарду, что ей надо сделать еще один звонок. Ее отец уже на борту, а сама она вернется через несколько минут. Остановившись на трапе, она включила мобильник.
— Ну, как проходят загадочные канадские странствия? — спросил Стенли, взяв трубку.
— Я сейчас в аэропорту.
— Уже возвращаешься?
— Наоборот, улетаю.
— Постой-ка, дорогая, неужели я прохлопал какой-то этап твоего приключения?
— Нет, сегодня утром я вернулась в Нью-Йорк, но не успела с тобой повидаться, хотя, поверь, мне это было очень нужно.
— А могу я узнать, куда ты теперь направляешь стопы — в Оклахому или, может, в Висконсин?
— Стенли, если бы ты вдруг нашел письмо от Эдварда — письмо, написанное его рукой как раз перед кончиной, но так и не прочитанное, ты бы его распечатал?
— Я уже говорил тебе, Джулия, дорогая, что его последними словами было: «Я тебя люблю». Что же еще мне нужно было знать после этого? Какие-то извинения, сожаления? Нет, те три слова из его уст затмили все, что мы не успели сказать друг другу.
— И значит, ты бы оставил конверт невскрытым?
— Думаю, что да; впрочем, я так и не обнаружил в нашей квартире ни одного слова, написанного Эдвардом. Он терпеть не мог писать, даже списка покупок не составлял, мне приходилось заниматься всем этим самому. Ты даже не представляешь, как меня это злило в те времена, и все-таки до сих пор, двадцать лет спустя, я покупаю в супермаркете его любимые йогурты. Не правда ли, это глупо — помнить о таких вещах, когда все давно кануло в Лету?
— Может, не так уж и глупо.
— Если я правильно понял, ты нашла письмо Томаса? Ты ведь заводишь со мной разговор об Эдварде всякий раз, когда думаешь о нем, так прочти его письмо!..
— Зачем? Ты же говоришь, что не сделал бы этого.
— Глупенькая, за двадцать лет нашей дружбы ты так и не уразумела, что я могу быть для тебя кем угодно, но только не примером для подражания. Распечатай конверт сегодня, а письмо прочти завтра, если тебе так будет легче, но только не уничтожай его. Наверное, я все-таки слегка покривил душой: если бы Эдвард оставил мне письмо, я бы прочел его сто раз подряд, я бы вчитывался в него целыми часами, лишь бы убедиться, что я правильно понял каждое слово, хотя прекрасно знаю, что уж он-то не стал бы тратить столько времени на писанину. Теперь ты можешь наконец сказать мне, куда тебя несет? Мне уже не терпится узнать номер телефона, по которому я мог бы поймать тебя сегодня вечером.
— Скорее, завтра, и вдобавок тебе придется сначала набрать код «сорок девять».
— Значит, это где-то за границей?
— В Германии, в Берлине.
Наступила пауза. Стенли тяжко вздохнул, не решаясь продолжить разговор.
— Ты обнаружила что-то новое в том письме, которое, как я понял, уже распечатала? — спросил он наконец.
— Стенли, он жив!
— Нетрудно было догадаться, — снова вздохнул Стенли. — И ты звонишь мне из зала вылетов, чтобы спросить, правильно ли поступаешь, отправляясь на его поиски, именно так?
—Я звоню с трапа самолета… и думаю, ты мне уже ответил.
— Ну, тогда беги скорей в самолет, дурочка, и смотри не опоздай!
— Стенли…
— Что еще?
— Ты сердишься?
— Да нет конечно; просто грустно, что ты так далеко от меня, вот и все. Есть еще какие-нибудь дурацкие вопросы?
— Как это тебе удается?..
— Отвечать на твои вопросы до того, как ты их задала? Злые языки разъяснили бы тебе, что я — женщина в большей степени, чем ты, но у тебя самой есть основания для другого объяснения: просто я твой самый близкий друг. А теперь оставь меня в покое, прежде чем я осознаю, как жутко мне будет не хватать тебя.
— Обещаю, что позвоню тебе оттуда.
— Да-да, конечно!
Стюардесса знаком велела Джулии немедленно подняться в самолет: экипаж ждал только ее. И, когда Стенли решил спросить у Джулии, что сказать Адаму, если тот ему позвонит, она уже отключила свой мобильник.
14
Собрав подносы после обеда, стюардесса убавила свет, и салон погрузился в полумрак. С самого начала полета Джулия не видела, чтобы ее отец притронулся хоть к какой-то еде, заснул или хотя бы задремал. Наверное, для электронного механизма это нормально, зато для нее более чем странно, и как же трудно с этим смириться!.. Тем более что только эти признаки и напоминали ей, что путешествие вдвоем позволит им отвоевать всего несколько лишних дней у вечности. Большинство пассажиров спали, другие смотрели фильм на экранчиках, вмонтированных в спинки кресел, человек в последнем ряду листал какие-то документы. Энтони просматривал газету, а Джулия разглядывала в иллюминатор серебристые лунные блики на крыле самолета и океан, волновавшийся далеко внизу, в синей ночной мгле.
* * *
К весне я решила оставить учебу в Школе изобразительных искусств и не возвращаться в Париж. Ты сделал все, чтобы разубедить меня, но я уже твердо знала, что займусь, как и ты, журналистикой, а пока — так же как ты — каждое утро отправлялась на поиски работы, хотя мне, американке, даже надеяться было не на что. Вот уже несколько дней трамвайные линии снова связывали обе половины города. Вокруг нас все бурлило, у всех на устах было только одно — объединение твоей страны, чтобы она вновь стала неделимой, как прежде, когда мир еще не жил по законам «холодной войны». Те, кто служил в тайной полиции, словно испарились вместе со своими архивами. За несколько месяцев до этих событий они постарались уничтожить все компрометирующие их документы, все досье, составленные ими на миллионы твоих сограждан, в том числе и на тебя, и ты был одним из первых, кто участвовал в демонстрации, чтобы помешать им сделать это.
