— Я счастливая женщина! — вдруг объявила она, пошатнувшись. — Счастливая женщина в полном расцвете! Я занимаюсь делом, которое люблю, у меня есть замечательный друг, которого я люблю, и я собираюсь выйти замуж за мужчину, которого люблю! В полном расцвете… — повторила она заплетающимся языком.
Внезапно у Джулии подвернулась нога, и она чуть не упала, но удержалась и, привалившись к фонарному столбу, мягко соскользнула наземь.
— О ч-ч-черт! — пробормотала она, плюхнувшись на тротуар.
Отец протянул руку, чтобы помочь ей встать на ноги, но она оттолкнула ее. Тогда он опустился на колени и присел рядом. Улочка была безлюдна, и они минут десять сидели на тротуаре, привалившись к столбу. Затем Энтони пошарил в кармане плаща и извлек оттуда небольшой пакетик.
— Это еще что? — спросила Джулия.
— Конфеты.
Джулия пожала плечами и отвернулась.
— Мне кажется, на самом дне притаились два или три шоколадных медвежонка… По последним сведениям, они там играли с лакричной змейкой.
Джулия не отреагировала, но, когда Энтони сделал вид, что хочет вернуть сладости в карман, она выхватила пакетик у него из рук.
— Как-то в детстве ты притащила в дом уличного кота, — сказал Энтони, пока Джулия расправлялась с третьим медвежонком. — Ты его обожала, он тебя тоже, но спустя неделю он удрал обратно на улицу. Если хочешь, давай вернемся в отель.
— Нет, — ответила Джулия, дожевывая конфету.
Мимо них продефилировала рыжая лошадь, запряженная в коляску. Энтони приветственно помахал вознице.
* * *
Они вернулись в отель только через час. Джулия пересекла холл и села в правый лифт, Энтони поднялся в левом. Они встретились на площадке верхнего этажа и бок о бок прошли по коридору к своему свадебному люксу. Энтони пропустил Джулию вперед. Она сразу скрылась в своей комнате, а Энтони вошел к себе.
Джулия тотчас плюхнулась на кровать и начала рыться в сумочке, отыскивая мобильник. Взглянув на часы, она позвонила Адаму. Однако услышала только автоответчик, дождалась конца записи и отключила свой телефон еще до того, как прозвучал короткий писклявый сигнал — приглашение говорить. Затем набрала номер Стенли.
— Судя по всему, ты там в хорошей форме!
— Знаешь, мне тебя уж-ж-жасно недостает!
— Ну надо же, а я и не знал, что ты ко мне так привязана. Как твоя поездка?
— Думаю, что завтра вернусь домой.
— Уже? Разве ты нашла то, что искала?
— В основном да.
— А от меня только что ушел Адам, — торжественно сообщил Стенли.
— Он приходил к тебе?
— Я именно это и сказал — ты что, напилась?
— Слегка.
— Кажется, ты действительно в хорошей форме.
— Вот именно! А почему, черт возьми, вам всем хочется, чтобы мне было плохо?
— Кому это «всем»? Я тут в общем-то один.
— И что ему от тебя понадобилось?
— Мне кажется, просто поговорить о тебе; а может, он решил сменить ориентацию, но тогда он напрасно потерял вечер: такие мужчины совершенно не в моем вкусе.
— Значит, Адам пришел к тебе, чтобы поговорить обо мне?
— Нет, он пришел для того, чтобы я с ним поговорил о тебе. Так обычно поступают люди, когда тоскуют по любимым.
Джулия молчала; Стенли услышал в трубке ее тяжелое дыхание.
— Он явно опечален, моя дорогая. Я не питаю к нему особой симпатии, чего никогда не скрывал от тебя, но мне грустно видеть несчастных влюбленных.
— Так почему же он опечален? — спросила Джулия, и в ее голосе прозвучало искреннее огорчение.
— Слушай, ты что, совсем потеряла соображение или набралась сверх меры? Как ему не печалиться, если через два дня после несостоявшейся свадьбы его невеста (господи, меня прямо тошнит, когда он тебя так называет, пошлость какая, ну да ладно!) сбежала черт знает куда, не оставив адреса и никак не объяснив причины. Это ты хотя бы уяснила или тебе надо сначала протрезветь?
— Во-первых, я оставила адрес, а во-вторых, зашла к нему перед отъездом…
— Ну как же, Вермонт! Ты ему нагло заявила, что едешь в Вермонт! И это ты называешь адресом?
— А что, с Вермонтом были какие-то проблемы? — виновато спросила Джулия.
— Н-нет… вернее, их не было, пока я не дал маху…
— Что ты там натворил? — спросила Джулия, затаив дыхание.
— Сказал, что ты в Монреале. А как я мог предвидеть твое идиотское вранье?! В следующий раз, когда соберешься обмануть жениха, предупреди меня, я тебя научу, как это делается, или мы хотя бы настроимся на одну волну.
— Черт возьми!
— Ты меня опередила, именно это я и хотел сказать…
— Может, вы еще и ужинали вместе?
— Ну… я накормил его тем, что нашлось в доме…
— Ах Стенли!
— Что «Стенли»! Не хватало еще, чтобы вдобавок к его печалям я дал ему умереть с голода! Не знаю, моя дорогая, чем ты там занимаешься в Монреале, а главное, с кем; если я правильно понял, меня это не касается, но очень тебя прошу, позвони Адаму, уж такую малость ты можешь для него сделать.
— Стенли, здесь совсем не то, что ты думаешь.
— А откуда ты знаешь, что я думаю? Если это тебя успокоит, то знай: я ему поклялся, что твой отъезд никак не связан с вашими отношениями и ты просто решила попутешествовать в тех местах, где бывал твой отец. Вот видишь, чтобы убедительно врать, требуется определенный талант!
— Но я тебе клянусь, что в данном случае ты ему не солгал.
— И еще я добавил, что смерть отца сильно потрясла тебя и для вашей будущей супружеской жизни очень важно, чтобы ты навсегда закрыла двери в прошлое, оставшиеся приотворенными. Ведь влюбленным в их гнездышке вовсе не нужны сквозняки, не правда ли?
Джулия опять смолчала.
— Ну и как продвигаются твои расследования касательно истории папаши Уолша? — поинтересовался Стенли.
— Кажется, я обнаружила еще кое-что из того, что вызывало у меня ненависть к нему.
— Прекрасно! Это все?
— И может быть, еще кое-что из того, что вызывало у меня любовь к нему.
— И ты собираешься завтра вернуться домой?
— Сама не знаю… Пожалуй, лучше бы мне поскорее встретиться с Адамом.
— Иначе что?..
— А вот что: сегодня я гуляла по набережной, и там сидела художница-портретистка…
Джулия рассказала Стенли о своей находке в старом порту Монреаля, и на сей раз ее друг воздержался от ехидных реплик.
— Как видишь, пора мне возвращаться, не правда ли? Всякий раз, как я покидаю Нью-Йорк, это для меня плохо кончается. И потом, если я завтра не вернусь, кто будет приносить тебе удачу?
