С того дня я почти всегда во сне знаю, что сплю.
И это, я вам скажу, довольно скучно.
Эпилог
В церковь я с тех пор не ходила, хотя с Глашей какое-то время продолжала дружить, но уже не так тесно. Наша дружба постепенно истончалась, пока совсем не сошла на нет. А вот отца Александра я почему-то долгое время не встречала – ни во дворе, ни заходя за Глашей домой.
Наташа, говорят, вышла замуж и родила ребенка. Про Глашу мне ничего не известно, кроме того, что она жива-здорова и выросла в очень красивую молодую женщину, судя по фотографиям в социальных сетях.
О самом отце Александре до меня доходили разные слухи, один из которых очень меня поразил – якобы он ушел от матушки Ирины к молодой девушке и сожительствовал с ней не таясь. Говорят, за это его хотели лишить прихода, но почему-то не лишили, и он до сих пор служит в своей церкви, а оставленная им матушка Ирина все так же хорошо поет в хоре. Так это или нет, я не знаю.
Единственная наша встреча состоялась, уже когда я училась в одиннадцатом классе в физико-технической школе. На одном из уроков обществознания я выступила в защиту однополых отношений, чем вызвала недовольство учительницы. На следующий урок она привела в класс священника. Это был отец Александр. Неизвестно, узнал ли он меня, потому что виду не подал. Я смотрела на него не без злости и все ждала, когда он начнет рассказывать, что гомосексуалисты – неугодные Богу люди, создания ошибочные и порочные, больные и убогие. Я ждала услышать от него резкое осуждение, чтобы самой встать и осудить его, рассказать все, что знаю и о нем, и о его семье. Но он ничего такого не говорил. Своим тихим, печальным голосом он долго рассказывал о значении брака в церковной традиции, а гомосексуального вопроса коснулся лишь вскользь, да и то лишь в том смысле, что все мы под Богом ходим и на свете нет неугодных ему созданий, но есть люди, так отличные от других, что достойны великой жалости и сочувствия. В завершение своей лекции он сказал, что любой человек заслуживает любви и заботы ближнего, но брак – это союз мужчины и женщины, по-другому уже быть не может и все прочие союзы, хоть и имеют право на существование, называться должны иначе.
Не со всем я была согласна, но рассказ отца Александра и его позиция показались мне до того безобидными, что я спорить не стала. Лишь пожала плечами, когда учительница спросила, все ли я поняла.
Больше мы с тех пор и не виделись.
И еще один эпилог
Рассказ мой вызвал некоторое обсуждение. Много говорилось о том, что изложенная мною история лишь подтверждает, что ходить в нашу церковь нечего. Никаких своих мыслей я по этому поводу не высказала. Тем более что историю эту я рассказала не до конца. Отца Александра я видела пару лет назад во время пасхальной службы, куда зашла из любопытства. Церковь наша не сильно изменилась за прошедшие годы – только обросла какими-то магазинчиками и мастерскими вроде «Шиномонтажа», а внутри сделали ремонт и обновили росписи. Прихожане суетились в предбаннике, раскладывая на столах куличи и яйца. Отец Александр в облачении стоял на лестнице, которая вела, кажется, на колокольню. Он немного располнел, а в темных волосах появилась проседь. Я осталась на крестный ход и пела со всеми у церкви. Отец Александр пел лучше всех, и некоторые прихожане даже расплакались. Возвращалась я потом через лес, освещая себе путь тоненькой красной свечкой, зажженной в храме. Она не гасла до самого моего дома.
27 октября 2016 года,
Москва
Fish and Chicks
Наташа
Ночью пришло сообщение:
«Вышла в ледяные сумерки. Оставаться было невыносимо. Все кончено».
Утром встречаемся за кофе.
Наташа – эффектная брюнетка тридцати лет. Глаза красные, припухшие. Тяжелые темные волосы спутаны.
Долго пьет минеральную воду прямо из бутылки.
Потом начинает:
– Ждала его вчера два часа. На улице холод. Снег. Вся замерзла. День еще такой сумрачный, неприятный. Села в кофейне. Хорошо, была с собой книга. И вот сижу, сижу, сижу. И вдруг разозлилась. Я думала, что на мужчину просто не нужно давить. Что нужно быть современной женщиной. Что надо принимать его таким, какой он есть, и тогда он сам постепенно изменится к лучшему. Узнает меня, полюбит, перестанет опаздывать. Я даже стала ему намекать, пару раз отказалась от спонтанных свиданий, просила назначить точную дату и время. Он даже, кажется, стал поддаваться…
– Ну так и чего? Ты в результате домой пошла?
– В какой-то момент решила, что надо. Оделась, вышла на улицу, иду к метро, а он мне навстречу из машины выходит. Хотела было высказать ему все. Но потом подумала, что не хочу быть в его глазах истеричкой. Современная женщина не должна вести себя как истеричка. У нас свидание, нужно планы на Новый год обсудить. Зачем я буду устраивать ему скандал посреди улицы? Я что, баба? Кому от этого станет лучше? Пошли ужинать. За ужином спрашиваю его, купил ли он уже билеты в Тель-Авив. Я ведь тебе рассказывала: он обещал мне поездку. Он вдруг говорит: «Ты знаешь, билеты ужасно дорогие». Я спрашиваю: сколько же? Он говорит, что на двоих туда и обратно будет пятьдесят четыре тысячи рублей. Ты представляешь? У него недвижимость в Москве, две машины, высокая должность, он постоянно ездит за границу! Но мне неудобно, я не хочу показаться ему меркантильной. Ты знаешь, я вовсе не меркантильная. На днях у меня до зарплаты осталось всего только двести рублей, сидела на гречке, но ничего у него не просила. Так, намекнула слегка, что у меня только двести рублей на три дня, и он очень сочувствовал. Он на самом деле все же очень чувствительный, тонкий такой человек…
– Так что ты ему сказала про билеты?
– Я сказала, что заплачу за свой билет. Конечно, у нас в институте платят ужасно мало. Моя зарплата всего сорок пять тысяч, и я к тому же снимаю квартиру. Но все же я говорю ему: «Дорогой, я заплачу за себя. Конечно, мне тяжело будет найти двадцать тысяч, но я их найду. Ведь я люблю тебя. Ведь я хочу провести с тобой время». Тут он замялся, говорит, что все равно ничего не получится. Сказал, что только закончил ремонт в одной из своих квартир. Ты знаешь, он ведь сдает квартиру. К тому же немного побил одну из своих машин. Я говорю, что все понимаю. Сейчас ведь кризис, тяжелые времена. И Новый год можно замечательно провести в Москве. Но он снова мнется, чего-то бормочет, потом говорит, что ему нужно к матери в Лондон. Ты знаешь, у него ведь мать живет в Лондоне. Я удивляюсь. Я не знаю, как реагировать. «А как же я?» – спрашиваю его. Он говорит, что мы с ним потом еще съездим, что так уж выходит. Тут я не выдерживаю. Я говорю ему. Я все ему говорю. Все то, что давно накопилось. Я говорю ему, что меня не устраивают наши отношения. Что я хочу глубины. Что мне нужна совместная жизнь.
– А он что?
– Он удивился! Сказал, что был уверен ровно в обратном – что мне ничего такого не нужно. «Ты ведь сама мне сказала! – кричал он. – Сама мне сказала, что ты – свободная женщина без предрассудков! Что ты современная и самодостаточная! Что ты не ставишь себе целью замужество!» Тут я пришла в ужас. Вдруг оказалось, что мы совсем друг друга не понимали. Я говорила, что не хочу замуж. Но я не говорила, что мне не нужна совместная жизнь! Я даже не могу на него злиться. Ведь, получается, я ввела его в заблуждение. Господи, какой бедный…
