Клара долго рыдала у неё на плече.
Когда солнце достигло зенита, Клара открыла глаза и опять крепко зажмурилась. Что её разбудило — дневной свет или гудки во дворе? Она сбросила одеяло и встала. Вошла Дороти. Доверительные разговоры — дело ночное, а сейчас она невозмутимо сообщила:
— Посетитель из Америки, мэм!
Питер топтался в кухне, где мисс Блекстон попросила его подождать, пока она выяснит, пожелает ли хозяйка его принять. По совету Дороти Клара поспешила к себе в комнату, чтобы наскоро привести себя в порядок. В стране её величества королевы Англии женщина не появляется в растрёпанных чувствах перед незнакомым мужчиной, даже если они уже встречались в городе, поучала Дороти, следуя за ней по лестнице.
* * *
— Значит, он меня любит? — спрашивала Клара, сидя напротив Питера за кухонным столом.
— Снова-здорово! Я провожу ночь над облаками, два часа мчусь в машине, руль в которой расположен не там, где положено, я все вам подробно растолковываю — и вы ещё спрашиваете, любит ли он вас? Да, он любит вас, вы — его, я тоже его люблю, а он — меня, все друг друга любят, что не мешает всем тонуть в трясине!
— Мистер будет обедать? — спросила экономка, появляясь в кухне.
— Вы не замужем, Дороти?
— Моё семейное положение вас не касается, мы не в Америке, — с достоинством парировала мисс Блекстон.
— Значит, не замужем, прекрасно! Могу устроить вам великолепное знакомство: американец из Чикаго, живущий в Бостоне и тоскующий по Англии!
* * *
Джонатан остался один в доме. Анна уехала на рассвете и вернуться должна была только вечером. Он поднялся в мастерскую, чтобы проверить электронную почту, и включил компьютер. Файлы Анны были защищены кодом, но войти в Интернет он мог. Питер не оставил ему сообщений, а отвечать на просьбы об интервью, забившие его почтовый ящик, не было никакого желания. Он решил спуститься в гостиную. Выключая монитор, он заметил опытным глазом небольшую деталь на картине Анны, висевшей на стене. Он заинтересованно подошёл, потом осмотрел другую картину. С возрастающим нетерпением он распахнул большой шкаф и вынул одну за другой картины Анны, от давних до свежих. На многих он обнаружил ту же самую подробность, от которой у него застыла кровь. Он бросился к столу, рывком выдвинул ящик, схватил лупу и снова стал разглядывать одну картину за другой. В глубине каждой из картин на сельские сюжеты обязательно находился дом — и не какой-нибудь, а именно загородный ДОМ. Клары! Самому последнему из этих полотен было уже десять лет, а ведь в те времена Джонатан и Анна ещё не были знакомы!
Он сбежал по лестнице, выскочил на улицу, запрыгнул в машину и покатил из города в надежде на то, что движение окажется не слишком напряжённым и на дорогу до студенческого городка Иельского университета уйдёт не больше двух часов.
Известность Джонатана сыграла роль: его принял ректор. Сначала он ждал в огромной приёмной с обитыми деревом стенами, увешанными не слишком качественными портретами деятелей литературы и науки. Потом профессор Уильям Бейкер пригласил его в свой кабинет. Просьба Джонатана удивила ректора: тот ждал захватывающей истории из области живописи, но речь пошла о науке, к тому же нетрадиционной. Бейкер развёл руками: он не мог припомнить среди профессоров никого, ни женщин, ни мужчин, кто соответствовал бы данному Джонатаном описанию; хуже того, никто из известных ему именитых персон не преподавал подобных дисциплин. В университете действительно существовало раньше научное подразделение, занимавшееся чем-то похожим, но это было давно. При желании Джонатан мог посетить его помещения. Корпус 625, принадлежавший раньше кафедре экспериментальных наук, со времени её закрытия пребывал в запустении.
— Вы давно здесь работаете? — спросил Джонатан сотрудника охраны, исполнявшего роль его провожатого по кампусу.
— С шестнадцатилетнего возраста. Я мог бы уже пять лет назад выйти на пенсию. Значит, я очень давний здешний работник, — ответил мистер О'Малли.
Он указал на внушительное сооружение из красного кирпича и остановил электрокар у самых его ступенек.
— Это здесь, — сказал О'Малли, маня Джоната на за собой.
Он поискал нужный ключ в связке из доброй сотни ключей и после короткого колебания вставил в ржавую скважину длинную бородку. Массивная дверь со скрипом пропустила их в вестибюль корпуса 625.
— Здесь уже сорок лет не было ни души. Ну и беспорядок!
Впрочем, на взгляд Джонатана, помещение находилось в прекрасной сохранности, если не считать толстого слоя пыли. О'Малли привёл его в большую лабораторию с десятью рабочими столами из белой плитки, заставленными пробирками и перегонными кубами.
— Здесь занимались чем-то вроде математических экспериментов. Я рассказал дознавателям, что здесь колдовали над химическими формулами.
— Каким дознавателям? — насторожился Джонатан.
— Вы не в курсе дела? Я думал, вы здесь для того же, что и они. Эту историю знает вся округа.
Ведя Джонатана по длинному коридору в профессорский зал, О'Малли поведал ему о том, что привело к поспешному закрытию старой экспериментальной кафедры, как её принято было называть. На неё принимали очень немногих студентов, большинство желающих проваливались на вступительных экзаменах.
— От них требовались не только большие познания в науках, но и глубокая склонность к философии. А ещё перед приёмом каждому устраивали встречу под гипнозом с заведующей по науке. Это она всех заваливала, никого не миловала. Странная была женщина! Она проработала в этих стенах десять лет, но никто из допрошенных не мог припомнить, чтобы она встречалась им в кампусе. Кроме меня, конечно, но я-то всех здесь знаю.
— Вы так и не сказали, что здесь расследовалось.
— Сорок лет назад пропал один студент.
— Куда пропал?
— В этом-то все и дело, сэр. Если вы знаете, куда девались ваши ключи, то ведь не скажешь, что они пропали, верно?
— К какому же заключению пришла полиция?
— Что он сбежал. Но лично я в это не верю.
— Почему?
— Потому что знаю, что он улетучился прямо из лаборатории.
— Возможно, он просто ускользнул от вашего бдительного ока, вы же не можете быть всюду сразу. В то время, — гнул своё О'Малли, — я входил в службу безопасности. Тогда слово «безопасность» было пустым звуком: мы просто мешали парням лазить по ночам в общежитие девушек, и наоборот.
— А днём?
— Как все ночные сторожа, днём мы спали. Во всяком случае, двое моих напарников дрыхли, а я — нет. Я никогда не сплю больше четырех часов, это у меня врождённое, кстати, поэтому от меня сбежала жена. Так вот, в тот день я стриг лужайку. Я видел, как молодой Джонас входил в это здание. Он оттуда так и не вышел.
— Полиция вам не поверила?
