— Я вам не надоела своими историями? — спросила Клара.
Они сели на скамейку. Сгущались сумерки, над их головами разгорался фонарь. Джонатан попросил её продолжать.
— Не одно обещание, а целых три! Мне полагалось поклясться, что сразу после её смерти я продам это имение и что никогда не зайду внутрь.
— Почему?
— Дождитесь двух других, тогда вы все поймёте. Бабка обожала переговоры и договорённости. Ей хотелось, чтобы я ступила на научную стезю, я ей виделась химиком, какой-то новой Мари Кюри.
— У меня впечатление, что это обещание вы не сдержали.
— Это ещё что по сравнению с третьей по счёту клятвой, которую она от меня потребовала! Я должна была обязаться всю жизнь за милю обходить все, что имеет отношение к миру живописи.
— Действительно… — озадаченно протянул Джонатан. — Но почему? И что она обещала в обмен на все эти клятвы?
— Завещать мне все своё состояние — поверьте, очень внушительное. Добившись от меня этих обещаний, она развернулась и покатила обратно.
— В тот день вы не побывали в этом доме?
— Какое там, даже из машины не вышли!
— Вы продали имение?
— Бабушка умерла, когда мне было двадцать два года. Я тогда чахла на третьем курсе химического факультета. В день её смерти я ушла с факультета. Церемонии погребения не было. Среди прочих причуд в её завещании была и такая: запрет нотариусу сообщать мне, где она покоится.
После этого Клара, поклявшаяся, что больше никогда в жизни не прикоснётся к пробирке, поселилась в Лондоне и стала изучать историю искусств в Национальной галерее. Потом прожила год в Париже и там же закончила обучение в Школе изящных искусств.
— Я тоже там был! — с воодушевлением сообщил Джонатан. — Вдруг мы встречались?
— Невозможно! — Клара состроила недовольную гримасу. — Сожалею, что это от вас ускользнуло, но между нами несколько лет разницы.
Джонатан со смущённым видом выпрямился на скамейке.
— Я хотел сказать только, что читал там лекции.
— Это другое дело! — рассмеялась Клара.
Прошёл целый час, а они и не заметили. Осознали они другое: что со значением смотрят друг на друга — У вас уже бывало ощущение дежа-вю?
— Со мной это часто случается. Но в данном случае удивляться нечему: мы с вами гуляли здесь только вчера.
Я не об этом, — возразила Клара.
— Если совсем начистоту, то если бы не боязнь сморозить недопустимую банальность и предстать перед вами полным болваном, я бы уже при первой нашей встрече в кафе спросил, не встречались ли мы раньше.
— Не знаю, сходились ли наши пути раньше, — проговорила она, пристально глядя на него, — но иногда мне кажется, что мы давно знакомы.
Она встала, и они зашагали прочь, к городским кварталам. В вечерней тиши угадывались мерные движения секундной стрелки, словно время тщилось удержать их на месте, на пустынной улице, в пелене мгновения, невидимой для всех, кроме их двоих. Едва не прикасаясь друг к другу при ходьбе, они каждым своим шагом в ногу творили новую невесомую вселенную. К ним приближалось чёрное такси. Джонатан посмотрел с грустной улыбкой на Клару и поднял руку. Машина затормозила рядом с ними, он открыл дверцу. Уже садясь, Клара обернулась и призналась ласковым голосом, что провела чудесный вечер.
— Я тоже, — сказал Джонатан, глядя на носки своих ботинок.
— Когда вы возвращаетесь в Бостон?
— Питер завтра, а я не знаю. Она потянулась к нему:
— Тогда до скорой встречи.
И она поцеловала его в щеку. Это было их первым телесным соприкосновением. И впервые случилось невероятное.
У Джонатана закружилась голова, земля ушла у него из-под ног. Он зажмурился, под веками рассыпались тысячи звёздочек. В странном помутнении разума его понесло неведомо куда. Клапаны его сердца распахнулись, принимая бурный прилив крови. В висках гудело. Улица постепенно менялась. Облака в небе все быстрее неслись на запад, заслоняя яркую луну. Тротуары затягивались густым туманом, электрические лампы в старинных фонарях сменились свечами. Асфальт с рокотом схлынул с улицы, как скатывается с берега волна, обнажив дощатые тротуары. Фасады домов друг за другом облезали: здесь торчал голый кирпич, здесь обнажилась свежая извёстка. Справа от Джонатана выросла закрывающая тупик решётка на ржавых петлях.
За спиной у него раздался быстро приближающийся цокот лошадиных копыт. Он хотел оглянуться, но мышцы не повиновались. Незнакомый голос прошептал ему в самое ухо: «Скорее, прошу вас!» У него чуть не лопнули барабанные перепонки. Лошадь была уже рядом, он не мог её видеть, но чувствовал её дыхание, у самого его плеча оглушительно фыркнули конские ноздри. Головокружение усиливалось, лёгкие раздувались, сердце сжималось.
Он сделал отчаянное усилие, чтобы вдохнуть воздух. До слуха донёсся, как с большого расстояния, голос Клары: она его звала. Потом всё застыло.
Облака медленно сползли с лунного диска, деревянный настил под ногами снова залило асфальтом, неряшливые стены опять закрылись аккуратной кирпичной кладкой. Джонатан открыл глаза На свои места вернулись электрические фонари, лошадиное фырканье сменилось тихим урчанием мотора такси.
— Вам нехорошо, Джонатан? — в третий раз спрашивала Клара.
Кажется, да, — пробормотал он, постепенно приходя в себя. — Приступ головокружения.
— Как я перепугалась! Вы так побледнели!
— Это, наверное, даёт себя знать усталость путешественника. Не волнуйтесь.
— Полезайте в машину, я вас отвезу.
Джонатан поблагодарил её и отказался: до его гостиницы рукой подать, ему полезно пройтись, да и вечер приятный.
— Вот и румянец на щеках! — сказала Клара с облегчением.
— Конечно. Уверяю вас, всё будет хорошо, просто короткое беспричинное недомогание. Поезжайте, уже поздно.
Клара ещё поколебалась и спряталась в такси. Дверца хлопнула, Джонатан проводил глазами удаляющуюся машину. Клара тоже смотрела на него через заднее стекло. Машина свернула за угол, лицо Клары исчезло. Джонатан зашагал к своей гостинице.
Он полностью пришёл в себя, но одно не давало ему покоя: то, что он увидел в своём коротком обмороке, не было ему совсем незнакомо. Нечто, осадок в памяти, делал его почти уверенным в этом. Зарядил мелкий дождик. Он остановился, задрал голову и подставил лицо под дождевые струйки. В этот раз он, закрыв глаза, увидел, как Клара входит в бар. Повторилось сладостное мгновение, когда она снимала плащ, улыбка, с которой она нашла его у стойки. Вот куда ему хотелось бы вернуть стрелки часов! Он открыл глаза, засунул руки поглубже в карманы и зашагал дальше. Плечи налились странным грузом, нести их было необычно тяжело.
В холле «Дорчестера» он помахал рукой дежурному и направился было к лифту, но по пути передумал и решил подняться по лестнице. Под дверью своего номера он нашёл конверт — скорее всего, уведомление о получении факса, который он передал для отправки Анне. Он поднял конверт и положил его на стол, сбросил мокрый пиджак и пошёл в ванную. Зеркало подтвердило, что он очень бледен. Он вытер полотенцем мокрую голову. Вернувшись в комнату, он сел на кровать, положил руку на телефонный аппарат, набрал свой бостонский номер. Снова включился автоответчик. Джонатан попросил Анну непременно ему позвонить, ведь он беспокоится, почему от неё нет известий. Спустя считаные минуты раздался телефонный звонок. Джонатан поспешно схватил трубку.
