Единственное, о чем Уолтер забыл нас предупредить, — это что нам придется сначала присутствовать на службе и только потом поговорить со священником. Должен признаться, в воскресенье я отправился туда крайне неохотно, тем более что с самого детства мои отношения с Богом как-то не сложились; однако в то утро в церкви я испытал неподдельное волнение. Прекрасное пение и искреннее благоговение молящихся тронули меня. В этой церкви безраздельно царила доброта.
Когда служба закончилась и скамьи начали пустеть, священник подошел к нам и пригласил пройти с ним.
Маленького роста, сгорбленный, он словно склонился к земле под тяжестью исповедей своих прихожан, а может, своего прошлого, отмеченного войнами и геноцидом. Казалось, в нем не было ни грана зла. Взгляд его проникал в самую душу. Слыша его низкий чарующий голос, вы могли бы пойти за ним куда угодно.
— Это документ по меньшей мере удивительный, — сказал он, дважды прочитав текст.
Меня озадачило то, что священник даже не взглянул на переводы.
— Вы уверены в его подлинности? — спросил он меня.
— Да.
— Основная проблема здесь не перевод, а толкование. Ведь стихи не переводят слово за слово, не так ли? То же правило распространяется и на древние писания. Нетрудно догадаться, чего люди хотят от священных текстов. Впрочем, человек может не задумываясь извратить благое слово, злоупотребить им, чтобы незаконно завладеть властью и добиться от своих приверженцев чего пожелает. Священные писания не пугают, не повелевают, они лишь указывают путь и оставляют человеку право выбрать того, кто поведет его — но не по жизни, а к жизни. Тот, кто утверждает, будто способен проникнуться словом Божьим и пронести его через века, часто неправильно его понимает и злоупотребляет простодушием тех, кем управляет.
— Зачем вы все это говорите, святой отец? — спросил я.
— Затем, что я хотел бы знать ваши намерения, прежде чем рассказать вам о свойствах этого текста.
Я объяснил, что я по профессии астрофизик, а Кейра — археолог, и священник, к моему удивлению, предсказал, что наше сотрудничество будет иметь важные последствия.
— Вы оба ищете то, понимание чего приводит в ужас. Вы уверены, что вас не сломят те ответы, которые вы найдете во время ваших странствий?
— А что такого ужасного нас может ожидать?
— Огонь — верный союзник человека, но он опасен для ребенка, не ведающего, как с ним обращаться. Таковы и некоторые знания. По меркам истории, люди пока еще совсем дети. Бросьте взгляд на наш мир, и вы увидите, как мы невежественны.
Уолтер заверил святого отца, что и Кейра А я — вполне приличные люди и нам можно доверять. Священник улыбнулся.
— И что же вы знаете о Вселенной, господин астрофизик? — обратился он ко мне.
В его вопросе не было высокомерия, а в тоне — самодовольства, и, прежде чем я успел ответить, он дружелюбно посмотрел на Кейру и спросил у нее:
— Вот вы считаете, что моя страна — колыбель человечества, а вы не думали, почему?
Мы надеялись, что он выслушает наши умные и достойные ответы, однако вместо этого он задал нам третий вопрос:
— Вы действительно верите в случайность вашей встречи и думаете, что подобный документ мог приплыть к вам в руки также совершенно случайно?
— Не знаю, святой отец, — пробормотала Кейра.
— Вы археолог, мисс, скажите, вы верите, что человек открыл огонь или что огонь был дан человеку, когда настал подходящий момент?
— Я верю в то, что нарождающийся разум позволил человеку приручить огонь.
— Значит, вы назвали бы это провидением?
— Если бы верила в Бога — наверное.
— Вы не верите в Бога, но обращаетесь к служителю Церкви, чтобы проникнуть в тайну, которая непостижима для вас. Не забывайте об этом парадоксе, прошу вас, вы вспомните о нем, когда настанет момент.
— Какой момент?
— Когда вы поймете, куда ведет вас эта дорога, потому что сейчас ни один из вас этого не знает. Иначе пошли бы вы по ней? Сомневаюсь.
— Святой отец, я не понимаю, о чем вы толкуете. Вы могли бы прояснить нам смысл этого текста? — дерзнул я прервать его.
— Вы не ответили на мой вопрос, господин астрофизик. Так что же вы знаете о Вселенной?
— Очень много, уверяю вас, — ответил вместо меня Уолтер. — Я несколько недель был его учеником, и вы даже представить себе не можете, какую массу знаний мне пришлось усвоить, я даже не сумел удержать все в памяти.
— Цифры, имена звезд, положение в пространстве, расстояния, движение — все это не более чем констатация фактов. Вы и ваши коллеги только предполагаете, но пока не понимаете. Вы можете мне объяснить, что такое бесконечно большие или бесконечно малые величины? Знаете ли вы, где находятся начало и конец? Представляете ли себе, кто мы такие, что значит быть человеком? Сумеете ли вы растолковать шестилетнему ребенку, что такое разум, о котором упомянула мисс, — тот самый разум, благодаря которому человек приручил огонь?
— Почему именно шестилетнему ребенку?
— Потому что, если вы не можете объяснить какое-либо понятие шестилетнему ребенку, значит, вы сами не понимаете смысла этого понятия.
Священник впервые повысил тон, и эхо его голоса разнеслось по всему храму Святой Марии.
— Мы все на этой планете — шестилетние детишки, — проговорил он уже спокойно.
— Нет, я не могу ответить ни на один из ваших вопросов, святой отец, и никто не может.
— Пока нет, но позже, когда вы получите ответы на них, будете ли вы оба готовы услышать их и понять?
Старик произнес эти слова и вздохнул, словно охваченный печалью.
— Вы хотите, чтобы я показал вам путь? Есть только два способа понять, что такое свет, и только два способа достичь его. Человеку известен только один из них. Именно поэтому для него так важен бог.
Ребенку шести лет, который спросит вас о том, что такое разум, вы сможете дать единственный ответ: это любовь. Эта идея еще долго будет за пределами нашего понимания. Вы готовы перейти ту границу, откуда путь назад невозможен. Когда вы узнаете, будет поздно идти на попятную. Именно поэтому я снова задаю вам мой вопрос. Готовы ли вы перейти границы вашего собственного разума, набраться смелости отринуть ваш человеческий удел, как если бы вы расставались с детством? Понимаете ли вы, что увидеть своего отца — это не то же самое, что узнать его? Согласитесь ли вы стать сиротами, потеряв того, кто поднял вас до положения человека?
Ни я, ни Кейра не нашлись что ответить этому странному человеку. Мне бы хотелось понять, что этот мудрец пытался донести до нас, угадать, от чего он пытался нас уберечь. Если бы я только знал…
Он снова склонился над листом бумаги, опять вздохнул и пристально посмотрел на меня и на Кейру.
