– Это все печенье? – переспросил Грант, потому что не видел столько печенья с тех пор… Нет. Наверное, никогда не видел.
– Это из овсяной муки с клюквой, – сказала она, махнув лопаткой, как указкой. – Сзади песочное с шоколадом. Вот тут с арахисовым маслом. Там ореховые рулетики.
– Целая куча!
– Я не могла решить, что приготовить. Твой буфет укомплектован по полной. Но шоколадной крошки нет. Как же так?
Грант еще раз окинул взглядом уходящее в бесконечность печенье, а потом посмотрел на часы.
– Ты приготовила гору печенья, и сейчас половина второго ночи. При этом ты сетуешь на то, что у меня в буфете нет шоколадной крошки?
На лице Мэг появилась смесь паники и гнева. Как будто она знала, что ведет себя ненормально, но возмутилась тому, что Грант это озвучил.
– Хватит, Мэг, – мягко сказал он. – Пора спать.
Но она повернулась к миксеру и снова его включила.
– Нет, мне нужно закончить тесто для следующей партии.
Грант подошел к ней ближе и положил ей руку на плечо. Ее мускулы были такие же каменные, как кухонная столешница, ее напряжение было осязаемым. Он наклонился и выключил миксер.
– Хватит.
Она снова его включила.
– Я почти закончила.
– Перестань, Мэг. Я же тебя знаю. Ты готовишь, потому что любишь это. Ты готовишь, когда ты счастлива. Ты готовишь, когда ты довольна. Но когда ты готовишь, как сейчас, значит, что-то не в порядке.
Она посмотрела ему в лицо, и взгляд у нее был пронзительный и жесткий.
– О да! Дедукция на грани фантастики! Кто-нибудь, дайте этому парню трубку и шляпу а-ля Шерлок Холмс! У моей дочери завтра операция на открытом сердце. Я на нервах.
– Ты никого не жалеешь. – Грант снова вырубил миксер. – Через несколько часов тебе поднимать Перл и ехать в больницу. Думаешь, она не заметит твою изнуренность? Думаешь, она останется спокойной, если ты психуешь?
– Завтра я не буду психовать! И ты достал со своими осуждениями! И оставь мой миксер в покое, черт тебя подери! – Мэг снова включила миксер, заслонила его собой и обхватила пальцами переключатель так, словно была готова за него драться.
– Я тебя не осуждаю. – Грант накрыл ее руку своей, заставляя ее посмотреть ему в глаза, но Мэг упорно смотрела прямо перед собой.
– Осуждаешь, – огрызнулась она. – Тебе моих чувств не понять.
– Да ну? По-твоему, отцы не переживают точно так же, как матери?
– Ты в роли отца всего пару недель. Тебе не известно, что на самом деле значит быть родителем. Ты не вставал посреди ночи, чтобы накормить ее и поменять подгузник. Ты не держал ее, когда ей делали уколы, и не гладил ей волосы, когда она болела. Ты не сходил с ума от врачебных заключений и не плакал от усталости. Вот что значит быть родителем. Возвращайся, когда пройдешь через это.
Она захотела от него отойти, но Грант схватил ее за руку.
– Я много пропустил в своей жизни, потому что ты скрывала от меня Перл. Нам обоим будет лучше, если ты перестанешь на меня кидаться.
В глазах Мэг мелькнуло сожаление. Она покачала головой и сказала:
– Ты представить себе не можешь…
– Тьфу ты! Думаешь, я не волнуюсь? Думаешь, мне не страшно? Тогда какого лешего я захотел, чтобы операцию провели в Хьюстоне? Почему ты считаешь, что я…
На этот раз миксер выключила Мэг. Она махнула лопаткой в сантиметре от его носа. Ее глаза сверкали.
– Ты здесь вообще ни при чем!
Это был удар ниже пояса.
– Очень даже причем! – яростно выкрикнул он.
До сего момента Грант не ощущал себя отцом. Да, он все время говорил, что Перл – его дочь, но осознание пришло к нему только сейчас.
– Я точно так же боюсь и переживаю, как и ты!
– Вранье, – отрезала Мэг, но в глазах у нее стояли слезы, разрывающие его сердце. – Если операция пройдет неудачно, я потеряю все.
– А я нет? Если с Перл что-то случится, я не просто потеряю дочь, я потеряю единственную возможность узнать ее. Я никогда не поглажу ей волосы, когда она болеет. И никогда не проведу всю ночь, пытаясь ее убаюкать. – Он взял Мэг за обе руки, но не потому, что она хотела уйти, а потому, что его трясло и ему нужно было за что-то держаться. – Вот почему я не дам этому случиться. Обещаю. С ней все будет хорошо.
У него все внутри перевернулось, когда Мэг смотрела на него так – с пониманием и надеждой. Как будто он не был врагом. Как будто это не он ее обманул и разбил ей сердце.
Конечно, Грант ничего не знал наверняка. Он дал обещание, которое был не в силах сдержать. Жизнь его маленькой девочки сегодня окажется под вопросом, и он ничего не мог для нее сделать. Никак не мог ее защитить во время операции. Он не спасет Мэг от удара, если что-то пойдет не так.
В его сердце прокрадывалась паника, грозящая его раздавить. Страх, который сожрал бы его заживо. И тогда Грант сделал то, что помогало в безвыходных ситуациях. Он заключил Мэг в объятия. И она не стала сопротивляться.
– Все будет хорошо, Мэг, – повторил он. – Я обещаю.
«Господи, пусть все так и будет, пожалуйста!» – про себя взмолился он.
Несколько мгновений Мэг стояла напряженная, а потом обняла его за талию. Облегченно вздохнув, Грант положил ей руку на спину. Она зарылась лицом ему в грудь.
Он уже и забыл, как здорово она ему подходила. Забыл или глубоко закопал в памяти? Мэг подходила ему, как никакая другая женщина. Как будто их тела были созданы друг для друга. Как будто ее предназначение состоит в том, чтобы его мучить. И не важно, что с ней приятно обниматься. Это была пытка.
С того завтрака они избегали друг друга, лишь бы не допустить прикосновения, которое бы напомнило, как чудесно им было вместе. Мэг обняла его крепче, и Грант почувствовал у себя на спине каждый ее палец.
Она прижалась щекой к его груди. Вскоре на его футболке появилось мокрое пятно от слез. Его сердце сжалось.
И вот тогда он понял. Он просто себя обманывал.
Да, он хотел перевезти Мэг с Перл, потому что в Хьюстоне врачи были лучше. И он это осуществил, чтобы познакомиться со своей дочерью. Ему хотелось, чтобы всем было легко. Но когда дело касалось Мэг, никогда не было просто и ясно.
Ведь все было завязано не только на Перл. И даже не на его гневе или задетом самолюбии. Все было завязано на Мэг. На его потребности с ней сблизиться. Или просто находиться рядом.
Стоило ли выстраивать преграды, если они рухнули в ту же секунду, когда он увидел эти завораживающие синие глаза, полные слез?
И вот они остались совершенно одни. Посреди ночи. В нем вспыхнуло желание, вытеснив страх и напряжение, которые мучили его весь вечер. Желание гораздо более глубокое, нежели обычное физическое влечение.
