– Я не верю тебе!
Бастьен сжал губы. Его глаза были так же холодны, как родные Швейцарские Альпы.
Не произнося ни слова, он нажал кнопку на панели управления. С нарастающим ужасом она наблюдала, как на кронштейне выдвигается монитор. Бастьен наклонил его к лицу Аны.
Под графиком на экране беспорядочно запрыгали слова и цифры, приводя ее в замешательство. Ана ощущала на себе взгляд Бастьена, но старалась сохранить спокойствие, не давая ему лишнего повода для насмешек. Она с трудом разбиралась в непонятных буквах и цифрах, ее сердце глухо колотилось, пока она наблюдала за снижающейся красной линией.
В правом верхнем углу четко высвечивалось время: 15.32.
– Выключи, – попросила она.
– Это ничего не изменит, – ответил Бастьен.
Оторвав взгляд от монитора, она посмотрела на свои руки и заметила, что мертвой хваткой вцепилась в сумочку.
– Выключи, Бастьен. Я все поняла. – Монитор потемнел. Она нервно облизывала губы. – Но должны же мы, то есть я, найти какой-то выход?
– Самым лучшим выходом было бы не попадаться с наркотиками.
Ана сердито уставилась на него:
– В сотый раз повторяю: я не употребляю наркотики!
– Получается, обвинение ложное? Да, это нам больше подходит.
– Подходит? Я всю ночь проторчала в холодной камере, а ты говоришь «подходит»? Это последнее слово, которым я описала бы свое затруднительное положение.
– В таком случае тебе нужно срочно разобраться со своим затруднительным положением. Судебное разбирательство состоится через три недели, – сказал Бастьен.
– Через три недели? – ужаснулась она.
Он скрестил руки на груди:
– Трудно поверить, что ты не употребляешь наркотики, если ты не в состоянии вспомнить, что произошло менее часа назад.
– Ничего, что я была напугана? Конечно, мне следовало быть более внимательной в суде. И я была внимательной, пока не появился ты!
– Ты хочешь сказать, что я тебя отвлек?
– Да, и уже не в первый раз.
Бастьен прищурился, но не ответил. Им обоим не хотелось обсуждать то, что произошло в Каннах.
Ана заставила себя взглянуть ему в глаза.
– Последние двенадцать часов были сложными. Все свидетельствует против меня, но я не сделала ничего плохого. Кто-то подбросил в мою сумочку наркотики, и я не знаю почему. Я невиновна.
Она радовалась, что может говорить спокойно. Спокойствие – ключ к успеху во всей этой неразберихе.
– Мисс Дюваль, виновны вы или невиновны, моя компания продолжает нести убытки. – Бастьен покосился на часы. – Биржа закрывается через двадцать пять минут. Кто-то должен ответить за это.
– Но что я могу сделать за двадцать пять минут?! – забыв о спокойствии, истерично выкрикнула Ана. Безнадежно вздохнув, она выглянула в окно и застыла. – Но эта дорога не ведет к моему дому.
Эта дорога не вела и к агентству. В голове у нее пронеслась сумасшедшая мысль: он похищает ее.
– Куда мы едем?
– Одним из условий твоего освобождения было то, что я отвечаю за тебя. Это означает, что до конца разбирательства ты будешь везде меня сопровождать. Завтра утром я должен отчитаться перед советом директоров в Женеве. Ты летишь со мной.
– Какого черта! Останови машину! – потребовала она.
Дрожа всем телом, Ана попыталась избавиться от ремня безопасности. Она провела с Бастьеном меньше часа, но паниковала больше, чем в зале суда. А если вспомнить, что произошло, когда они остались вдвоем на яхте…
Как она могла быть невнимательной в суде? Она ни за что не согласилась бы на такие условия.
«Можно подумать, у тебя был выбор…» – съязвил внутренний голос.
Выбор есть всегда, и она не собирается преподносить Бастьену свою голову на блюде. Ана отчаянно дергала пряжку ремня, но пальцы не слушались ее, отчего она мысленно проклинала все на свете.
– Позволь поинтересоваться, чем ты занимаешься? – спросил Бастьен.
– Я никуда с тобой не еду.
Наконец ремень поддался, и она рванулась к дверце. К счастью, лимузин ехал на малой скорости.
– И что? Ради этого ты готова выпрыгнуть на ходу из машины?
Желание вырваться из-под его назойливого контроля было столь велико, что, схватившись за ручку, она сказала:
– Попроси водителя остановиться.
Состояние девушки было близко к истерике, но ее это не волновало. Потребность убежать завладела всем ее существом.
– Ты хочешь нарушить закон?
– Не нужно меня запугивать. Думаешь, я не знаю, почему ты все это делаешь?
– Почему же?
«Ты мстишь мне за то, что произошло в Каннах, и за то, что моя мать сделала с твоей семьей!» Ана еле сдержалась. Напомнить подробности их мрачного прошлого – не лучшая идея.
Вслух она ответила вопросом на вопрос:
– Зачем нужно увозить меня из страны? Тебе не кажется, что я смогу принести больше пользы в Лондоне, выясняя, что произошло?
– У меня нет ни малейшего желания сесть за решетку за нарушение закона, мисс Дюваль. Да и как ты собираешься выяснять, кто тебя подставил?
– Пока не знаю. – Она кусала губы.
– Сообщи, когда разработаешь план действий, а пока мы будем исполнять решение суда.
Ану охватило мрачное предчувствие. Что-то опасное скрывалось за внешним спокойствием Бастьена, предостерегая ее от опрометчивых поступков.
Она собрала волю в кулак и заявила:
– Я не буду отсиживаться в кустах и не собираюсь ехать с тобой в Женеву.
Бастьен презрительно ухмыльнулся и промолчал.
Лимузин остановился на светофоре, и Ана распахнула дверцу.
Она боялась, что Бастьен схватит ее и затащит обратно, но спустя мгновение она уже стояла на тротуаре, вдыхая свежий воздух.
Свободна! Ана захлопнула дверцу и пошла прочь.
Однако тоненькое платье не спасало от ледяного январского ветра, сбивающего с ног. Она попыталась закутаться в теплый пиджак Бастьена. Спустя пару шагов девушка споткнулась. Ее энтузиазм испарился так же быстро, как и возник. Что же она творит?
Нравится ей это или нет, она в долгу перед Бастьеном Хейдекером. И если два месяца назад у него не было оснований уволить ее, то сейчас они появились.
Более того, он спас ее от тюрьмы. Он не был обязан вносить залог за нее или появляться в зале суда. Однако он это сделал.
Ана погрузилась в воспоминания детства. Она бежит по саду его родителей в Вербье и падает. Пятнадцатилетний Бастьен помогает ей подняться, отряхивает ее одежду. Она помнит его нежные руки, обрабатывающие ее рану, и мужественную, но добрую улыбку, которой он наградил ее, когда пластырь был закреплен. Даже его совет смотреть под ноги звучал ласково.
