– Это значит, что второй этап рекламной кампании пройдет здесь.
– Что? – Ана чуть не подпрыгнула от удивления. – Но почему? Мы должны были снимать в Шотландии.
– Раз уж мне надо постоянно быть рядом с тобой, я предпочитаю находиться там, где исключена любая возможность появления непристойных статей. В Швейцарии невозможно внедриться в прессу.
– Значит, следующие три недели ты будешь содержать меня под стражей?
– А ты предпочитаешь вернуться в Лондон и опубликовать еще несколько сальных историй? – поинтересовался Бастьен.
– Я хочу домой.
Если съемки перенесут сюда, ей придется пробыть здесь очень долго, возможно, до суда. И все это время она будет находиться рядом с человеком, который пробуждает в ней опасные эмоции.
– Забудь.
– Ты не можешь так поступить! – взорвалась Ана.
Бастьен нахмурился:
– Я готов согласиться с тем, что статья помогла спасти мою компанию, мисс Дюваль, но я не намерен подкармливать прессу бредовыми сплетнями.
– Прекрати называть меня мисс Дюваль! Это звучит смешно, учитывая, что мы… – Ана запнулась. Глупо предлагать ему называть ее по имени лишь потому, что за последние двадцать четыре часа они дважды побывали в объятиях друг друга.
– Что мы были близки?
– То, что случилось между нами, нельзя назвать близостью, – возразила она.
– Согласен, – ответил Бастьен, одарил ее насмешливым взглядом и взял со стола папку в кожаном переплете. – Татьяна вызовет такси. Отправляйся в отель. Будь готова к шести часам.
– Мы куда-то едем?
– Да, в мой замок. Съемки будут проходить именно там. Ах да, Ана!
– Что?
– Я доверяю тебе и надеюсь, что ты не будешь делать глупости вроде попытки сбежать.
– Я польщена! – съязвила она. Ана взяла сумочку и покинула зал заседаний.
– Ты готова ехать? – улыбнулась Татьяна.
– Да.
Оказавшись в номере, Ана отбросила сумочку и вытащила шпильки из прически. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как она уехала отсюда, ожидая самого худшего. Однако, вопреки ожиданиям, ее не уволили. Но что-то подсказывало Ане, что ей угрожает нечто более серьезное.
Плохо, что придется остаться в Швейцарии, но Бастьен прав: что хорошего может принести возвращение домой? Папарацци наверняка будут караулить ее уже в аэропорту.
Ана подошла к окну, раздвинула шторы и залюбовалась видом, представшим перед ней. Волнение на озере было таким сильным, что казалось, будто волны достают до неба.
Она вернулась в спальню и переоделась в вещи, которые были на ней в самолете. На этот раз Ана демонстративно надела под джемпер бюстгальтер. Пальто прикрыло дерзкие разрезы на джинсах.
Она вышла из отеля и решила прогуляться, надеясь, что свежий воздух развеет дурные мысли.
Лицо Бастьена всплыло в ее памяти. В его глазах мелькнуло беспокойство, когда Ана упомянула события шестнадцатилетней давности. Было очевидно, что этот груз тяготит его до сих пор. Но, в конце концов, ее он тяготит не меньше. Однако Бастьену повезло – его родители не расстались. А сумасбродства матери Аны не прекратились.
Зазвонил ее телефон. Ана не хотела отвечать, но она знала, что мать обязательно перезвонит. Лили не любила, когда ее игнорировали.
– Лили! – Ей еще в детстве было запрещено называть мать мамой.
– Я вижу, ты влипла в неприятную историю. – Лили растягивала слова на аристократический манер.
– Я в порядке. Спасибо, что беспокоишься.
– Ты Дюваль. Жизнь будет бить тебя, но ты должна уметь давать сдачи, – прошипела мать.
Сердце Аны болезненно сжалось.
– Получается, вся твоя любовь ко мне заключается в обучении меня уму-разуму?
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, дорогая, – высокомерно ответила мать.
Еще одна стрела боли пронзила ее.
– Ты когда-нибудь задавалась вопросом: не нужно ли подставить мне свое плечо, чтобы я могла поплакаться, и только потом поучать меня?
Лили рассмеялась:
– Даже если бы я предложила тебе свое плечо, ты никогда бы им не воспользовалась.
Ана замерла:
– Откуда ты знаешь?
Лили, помолчав, вздохнула:
– Кое-что я вижу очень хорошо, моя дорогая. Предлагаю тебе прислушаться к моему совету. Если собираешься закрутить роман с Бастьеном Хейдекером, подумай дважды.
– Спасибо, мне это не нужно.
– Однако фотография в газете свидетельствует об ином.
– Я не собираюсь заводить отношения ни с кем.
– Это хорошо. Послушай человека, который знает, что говорит: все Хейдекеры лжецы. Они преданы тебе до тех пор, пока не получат то, что им нужно, а затем выбрасывают тебя, как ненужный мусор. – В ее голосе слышалась горечь.
– То есть ты снимаешь с себя ответственность за все, что произошло шестнадцать лет назад?
Ана ожидала взрыва возмущения и была шокирована, когда мать сказала:
– Веришь ты или нет, но я не снимаю с себя ответственности за это. Оценка прошлых событий – замечательная вещь. Поэтому да, я признаю свою вину, и мне хотелось бы, чтобы все вышло по-другому. Но в любом случае нужно смотреть вперед. Не повторяй моих ошибок. Не наступай на те же грабли.
У Аны перехватило дыхание.
– У тебя все в порядке?
– Конечно. Вернее, будет в порядке, когда я найду новую работу. Я ушла из шоу, – добавила Лили.
– Что случилось?
– Директор – сущий зануда. Его художественное видение – полный абсурд.
– Я хочу услышать правду, Лили.
Мать замялась:
– Он говорил, что любит меня, но, конечно, это оказалось враньем. Все врут.
Комок образовался в горле Аны.
– Понятно.
– Понятно? Это все, что ты можешь сказать?
– Я не могу делать вид, что сильно удивлена.
– Не знаю, о чем я думала, когда надеялась на твою поддержку, – с горечью проговорила мать.
– Послушай, Лили, почему бы тебе не воспользоваться собственным советом?
– Это все из-за него, не так ли? Это он настраивает тебя против меня! Не звони мне, когда Бастьен даст тебе пинка под зад. Помни, я тебя предупреждала: все мужики – подонки, – отрезала Лили и бросила трубку.
«Не все… Некоторые могут быть нежными, когда захотят… могут помочь тебе почувствовать себя в безопасности…»
Развернувшись, Ана побрела к отелю. Радость от прогулки исчезла.
