— Почему мы стоим? — спросила Онега.
— Взгляни на этого человека справа, ему, кажется, нехорошо.
— Мы на госпитальной стоянке, а ты не врач!
Бочонок сенбернара у тебя на шее на сегодня пуст.
Поехали!
«Сааб» тронулся с места и свернул за угол.
* * *
Лорен толкнула дверь и вошла в палату. Там царили тишина и полумрак. Артур приоткрыл глаза, ей показалось, что он улыбнулся, прежде чем снова забыться. Она внимательно на него посмотрела. В памяти всплыли слова Сантьяго; покидая палату своей дочери, седой мужчина в последний раз оглянулся и произнёс по-испански: «Будь жизнь долгим сном, чувство стало бы её берегом». Лорен шагнула в темноте, нагнулась к уху Артура и прошептала:
— Мне приснился сегодня странный сон. С момента пробуждения я мечтаю в него вернуться, по не знаю ни почему, ни как это сделать. Я хотела бы увидеть тебя вновь, там, где ты сейчас.
Она поцеловала его в лоб, и дверь палаты медленно затворилась за ней.
16
Над заливом Сан-Франциско разгорался новый день. Фернстайн пришёл к Норме на кухню, сел за стол, взял кофейник и налил две чашки.
— Ты вчера поздно вернулся? — спросила Норма.
— Нужно было поработать.
— Тем не менее ты уехал из госпиталя гораздо раньше меня.
— У меня были в городе кое-какие дела.
Норма повернулась к нему, глаза у неё были красные.
— Мне тоже страшно, но ты никогда не видишь моего страха, а думаешь только о своём. А ведь я трепещу от ужаса при мысли, что переживу тебя.
Старый профессор поднялся с табурета и обнял Норму.
— Прости, не думал, что умирать так трудно.
— Ты всю жизнь провёл бок о бок со смертью.
— С чужой, не со своей.
Норма сжала ладонями лицо любимого и прикоснулась губами к его щеке.
— Прошу тебя побороться, пожить ещё год-пол-тора. Я не готова.
— Не стану скрывать, я тоже не готов.
— Тогда согласись на лечение.
Профессор подошёл к окну. Из-за холмов выкатывалось солнце. Он глубоко вздохнул.
— Как только Лорен включат в штат, я подам в отставку. Мы отправимся в Нью-Йорк, там работает один мой старый друг, он согласен положить меня к себе в отделение. Попробуем…
— Это правда? — спросила Норма вся в слезах.
— Я тебя немало помучил, но никогда не врал!
— Почему не сейчас? Поедем прямо завтра.
— Я же сказал: как только Лорен примут в штат. Я хочу в отставку. Но не хочу, чтобы после моего ухода случился потоп. Ты сделаешь мне бутерброд?
* * *
Пол подвёз Онегу к её дому. Он остановился, нарушив правила, слева от припаркованной у тротуара машины, вышел, обогнул свой автомобиль и встал у дверцы, мешая своей пассажирке выйти. Онега смотрела на него, не понимая. Он постучал в стекло, показал, чтобы она его опустила.
— Оставляю тебе машину, сам поймаю такси и вернусь в госпиталь. На связке есть ключ от дома, возьми его себе, у меня в кармане другой. Во взгляде Онеги было прежнее недоумение.
— Признаюсь, это идиотский способ сказать тебе, что мне хотелось бы больше бывать с тобой. Лично меня устраивало бы встречать тебя каждый вечер. Теперь у тебя есть ключ, решай сама, поступай как хочешь.
— Да, способ дурацкий, — согласилась она, но голос её был нежен.
— Знаю, ты потратила за эту неделю уйму нервных клеток.
— Ты все равно мне очень нравишься, даже таким глупым.
— Приятное известие!
— Поторопись, не то опоздаешь к его пробуждению.
Пол наклонился к ней.
— Осторожнее, машина хрупкая, особенно сцепление.
Он пылко поцеловал Онегу и побежал к перекрёстку. Такси повезло его в Мемориальный госпиталь: когда он скажет Артуру о том, что только что сделал, друг непременно одолжит ему свой старый «форд».
* * *
Лорен проснулась от стука отбойных молотков в голове. Рана на пятке причиняла дёргающую боль, и она не удержалась, чтобы не размотать бинт и не проверить, как идёт заживание.
— Черт! — простонала она, обнаружив, что шрам мокнет. — Только этого не хватало!
Она встала и запрыгала на одной ноге в ванную, где открыла аптечку, вытащила пробку из пузырька с антисептиком и облила им пятку. От острой боли она выронила пузырёк, и он покатился по ванне. Лорен знала, что просто так не выпутается, рану придётся глубоко промыть, а она будет глотать антибиотики. Подобное заражение могло привести к страшным последствиям. Она оделась и вызвала по телефону такси. Вести машину самой в этом состоянии было невозможно.
Через десять минут она уже ковыляла по вестибюлю госпиталя. Пациент, два часа ждавший своей очереди, потребовал у неё занять очередь, как все. Но она помахала своим значком и миновала стеклянную дверь в приёмный покой.
— Что ты тут делаешь? — спросила её Бетти. — Если Фернстайн тебя увидит…
— Займись мной, у меня ужасная боль.
— Раз ты жалуешься, значит, дело серьёзное. Садись сюда. — Она показала на вращающееся кресло.
— Не будем преувеличивать. Какой бокс свободен?
— Третий. И пошевеливайся, я дежурю уже двадцать шесть часов, сама не пойму, как ещё держусь на ногах.
— Тебе не удалось отдохнуть ночью?
— Разве что несколько минут на рассвете.
Бетти усадила её и размотала бинт, чтобы осмотреть рану.
— Как ты умудрилась так быстро устроить себе воспаление?
Медсестра приготовила шприц с лидокаином. Когда местная анестезия начала действовать, Бетти развела края разреза и глубоко выскоблила воспалённые ткани. Потом взяла новый набор для наложения швов.
— Зашьёшь сама или доверишься мне?
— Зашивай, только поставь сначала дренаж, я не хочу рисковать.
— Мне очень жаль, но у тебя останется большой шрам.
— Одним больше, одним меньше!
Пока медсестра трудилась, Лорен теребила пальцами простыню. Когда Бетти поверглась к ней спиной, она задала, наконец, мучивший её вопрос:
— Как дела у него?
— Проснулся в отличной форме. Ночью едва не умер, но единственное, что его интересует, — когда он отсюда выйдет. Честное слово, нам здесь попадаются те ещё чудаки!
— Не перетягивай бинты!
— Как умею, так и бинтую. А тебе я запрещаю слоняться по этажам.
— Даже если я затеряюсь в коридорах?
