— Не смей умирать! — яростно шептала Лорен. — Борись!
Она опять схватила рукоятки дефибриллятора, но на этот раз Фернстайн заставил её убрать руки.
— Хватит, Лорен, позвольте ему уйти.
Она решительно оттолкнула своего учителя.
— Это называется не «уйти», а «умереть»! — заорала она ему в лицо. — Когда мы осмелимся называть вещи своими именами? Умереть, умереть, умереть! — повторяла она, колотя кулаком по не подвижному телу Артура.
Непрерывный звук, издававшийся электрокардиографом, вдруг прервался, вместо него пошло короткое попискивание. Вся бригада замерла, впившись глазами в почти плоскую зелёную кривую. На конце волны началось колебание, появилась округлость, после чего кривая приняла почти нормальный вид.
— А вот это называется не «возвращаться», а «жить»! — провозгласила Лорен, вырывая у Фернстайна рукоятки.
Профессор немедленно покинул операционную, заявив, что швы Лорен наложит и сама. Он оставляет её наедине с пациентом и возвращается в постель, которую ему вообще не следовало покидать. Повисла тишина, которую нарушало только пиканье электрокардиографа, повторяющего ритм сердца Артура.
Доктор Гранелли вернулся за свой пульт и уточнил состав крови.
— Наименьшее, что можно сказать: наш молодой человек возвращается из большого далека.
Лично я всегда убеждался, что небольшая доза упрямства способна творить чудеса. В вашем распоряжении десять минут, уважаемая соратница, чтобы наложить швы, после чего я возвращаю его миру.
Норма уже готовила аграфы, когда Лорен услышала у своих ног стоны.
Она наклонилась: судорожно дёргающаяся человеческая рука явилась ей. Присела и обнаружила забившегося под операционный стол Пола, белого как простыня.
— Что вы там делаете? — спросила она в изумлении.
— Вы вернулись?.. — только и успел пролепетать Пол и лишился чувств.
Лорен с силой надавила ему на болевые точки возле ушей, чтобы вывести его из обморока. Пол открыл глаза.
— Я бы хотел уйти, — простонал он, — но у меня совершенно ватные ноги, мне нехорошо.
Лорен сдержала смех и попросила реаниматолога приготовить для бедняги кислородный зонд.
— Кажется, это эфир… — проговорил Пол дрожа щим голосом. — Ведь здесь пахнет эфиром?
Гранелли приподнял брови и довёл поступление кислорода до максимума. Лорен положила маску на лицо Пола, которое стало розоветь на глазах.
— Как приятно, — раздалось из-под маски, — до чего хорошо! Прямо как в горах!
— Замолчите, лучше дышите.
— Какие ужасные звуки я слышал! А потом этот мешок там, наверху, наполнился кровью, и…
Пол опять лишился чувств.
— Не хотел бы прерывать ваше воркование, моя дорогая, но не пора ли наложить швы пациенту на операционном столе, чуть повыше?
Норма заменила Лорен. Когда Полу стало лучше, она завязала ему глаза, помогла подняться и повела к выходу из операционной. Пол брёл, сильно пошатываясь.
В соседнем помещении медсестра уложила его на койку, решив, что кислород ему по-прежнему необходим. Накладывая ему на лицо маску, она не справилась с любопытством и спросила о его специальности. Но Полу достаточно было увидеть пятна на халате Нормы, чтобы его глаза опять закатились. Она привела его в чувство, похлопав по щекам, и затем оставила, вернувшись в операционную.
На часах было шесть утра, когда Лоренцо Гранелли приступил к непростой фазе вывода пациента из состояния сна. Через двадцать минут Норма уже везла Артура, завёрнутого в простыню, в отделение реанимации.
Лорен вышла из операционной вместе с реаниматологом. Оба сняли в соседнем помещении перчатки и молча вымыли руки. Прежде чем уйти, Гранелли повернулся к Лорен и, внимательно глядя на неё, признался, что готов оперировать с ней в любое время, потому что ему понравилась её манера работать.
Молодая женщина присела на край раковины, чувствуя страшную усталость. Оставшись одна, она закрыла лицо ладонями и отдалась рыданиям.
* * *
В реанимационной палате было по-утреннему тихо. Норма поправила носовой зонд и проверила поступление кислорода. Баллон на маске раздувался и сдувался в такт с ровным дыханием Артура. Она затянула бинты, убедившись, что зонд нигде не пережат. Перфузионный мешок возвращал в вену кровь. Она заполнила листок послеоперационного состояния и передала пациента санитару на постоянном дежурстве. В конце длинного коридора она увидела тяжело шагающего Фернстайна. Профессор толкнул двери, ведущие в операционный блок.
Лорен подняла голову, потёрла глаза. Рядом с ней присел Фернстайн.
— Трудная ночка, правда?
Лорен смотрела на стерильные бахилы, которые ещё не успела снять, возила ими по полу и ничего не отвечала. Она пошла на неразумный риск, но исход операции доказал её правоту, продолжал профессор. По его словам, ей было чему радоваться. Этой ночью принесла плоды вся премудрость, которой он её обучил. Лорен недоуменно смотрела на профессора. Тот выпрямился и обнял её за плечи.
— Вы спасли жизнь, которую я уже потерял! Как видите, мне пора на покой. Но сначала я научу вас ещё кое-чему.
Морщины, собравшиеся вокруг глаз, выдавали его нежность, которую он напрасно пытался скрыть. Он встал.
— Сохраняйте ясность ума, чтобы признавать то, что вам не под силу изменить, смелость, чтобы изменить то, что вам под силу, и мудрость, чтобы видеть разницу между первым и вторым.
— В каком возрасте это удаётся? — спросила Лорен старика врача.
— Марк Аврелий пришёл к этому в конце жизни, — отозвался тот, отходя от неё с заложенными за спину руками. — У вас ещё остаётся немного времени. — И он исчез за автоматически закрывшимися дверями.
Лорен ещё посидела в одиночестве. Потом взглянула на часы и вспомнила, что в кафе напротив госпиталя её дожидается полицейский инспектор.
В коридоре реанимационного отделения она задержалась у стеклянной перегородки. На койке у окна с опущенными шторами мужчина, оплетённый проводами и трубками, возвращался к жизни. При каждом вдохе Артура грудь Лорен наполнялась радостью.
12
В приёмном покое Бетти заменила молодая медсестра. Лорен стёрла своё имя с доски дежурных врачей. Рентгенолог, работавший по её просьбе с Артуром, тоже завершал дежурство. Вышли они вместе. Он спросил об операции и состоянии больного. Умолчав о своей стычке с Фернстайном, Лорен рассказала о событиях ночи и о том, что хирург решил не трогать небольшую сосудистую аномалию.
Рентгенолог не удивился. Он тоже счёл размеры аномалии незначительными, риск операции был бы неоправданным. «К тому же с таким дефектом можно прекрасно жить, ты сама — живое подтверждение этому», — добавил он. Лорен удивилась, и рентгенолог объяснил ей, что у неё в затылочно-теменной области тоже небольшая аномалия, которую Фернстайн оставил, оперируя её после автомобильной аварии. Рентгенолог все отлично помнил, словно это было вчера. Никогда ещё он столько раз не делал одному пациенту томографию и ядерно-магнитный резонанс; больше, чем нужно. Но так распорядился сам заведующий отделением нейрохирургии. Некоторые распоряжения не принято оспаривать.
