Вспоминать о ночи, что они провели вместе, Зоя заставляла себя фрагментами, какими-то короткими кадрами, чтобы не распахнуть все ворота сразу, а понемногу, небольшими порциями, желая оставить все самое важное, что заставляет так биться сердце, на потом. Какие-то его слова, комплименты, вопросы… Прикосновения — нежные, а иногда властные, неожиданные по своей силе, и следующие за ними ее ощущения. Скромность и нескромность. Сдержанность и пламенеющая раскованность. Страсть, переливающаяся разными оттенками, когда тебя бросает то в жар, то в холод… И боль, слаще которой ничего нет.
Она застонала, уронив голову на руки, обнимающие закрытый ноутбук.
Телефонный звонок резанул по тишине, словно ножом вспоров ночь.
— Ты не спишь, я вижу. Свет горит.
Это был Юра.
— Как ты? У тебя все в порядке?
— Да, а что?
— Через неделю в Доме книги встреча с писателем, угадай, с каким?
— Меня это не интересует.
— Ты что, Зойка, белены объелась? Это же твой Шорохофф!
— У него своя жизнь, у меня — своя.
— Ну и дура, — в трубке раздались короткие гудки.
9
— Раньше это был загородный дом моего приятеля, он уже давно живет в Индии. Увлекся индийской культурой, провалился по уши в индуизм, стал чуть ли не отшельником. Но мне кажется, что он там снимает фильм. Хитрый, бестия, вечно куда-нибудь уедет и возвращается с таким материалом — закачаешься! И все премии документального кино — его!
Феликс сидел на высоком крыльце большого, но слегка запущенного двухэтажного дома, окруженного высокими елями, и следил, как Зоя подметает дорожку, ведущую к калитке.
— Я купил его у него в рассрочку. Так что можешь жить здесь сколько угодно. Тебя здесь никто не найдет, зуб даю, — рассмеялся он.
— Ты привези мне моих детей с Катей — это самое главное.
— Почему ты не хочешь обратиться в поли-цию?
— Я же тебе уже рассказала, как они поступили с одним парнем… Вывезли его на вертолете в лес и оставили там…
— Да помню я все! Но парень-то этот, видать, хотел отхватить какой-то жирный кусок у этих дружков. Надуть их хотел. Вот они его и наказали. А ты-то чем провинилась перед ними?
— Как-нибудь потом расскажу.
— Это связано с деньгами?
— Это связано с их поганой мужской сущностью. Я оскорбила их, вот и все.
— Крепко, видать, оскорбила.
— Возможно. Феликс, ты должен верить мне. Те деньги, что у тебя одолжила, я обязательно верну, причем в самое ближайшее время.
— Да не парься ты! Ты сама-то как бы поступила, если бы оказалась на моем месте?
Она улыбнулась. Какой же он милый, этот Феликс! Мало того что поверил ей, привез сюда, в этот подмосковный рай, и спрятал, так еще и денег дал, чтобы она смогла передать детям.
Она старалась вести себя спокойно, не выдавая своих чувств, на самом деле внутри ее светило огромное теплое солнце.
Мужчина, который приходил к Кате и искал ее, Зою, и который оставил коробку в красивой оберточной бумаге, был… Она глотнула побольше свежего хвойного воздуха и закрыла глаза, тихо прошептала: «Шорохофф».
Вернувшись из Москвы после встречи с Катей, Зоя спрятала коробку под подушку и принялась за уборку дома.
Дом большой, комнат много, у нее целый день ушел на то, чтобы пропылесосить все ковры и перемыть полы. Жалко было засохшие, мертвые комнатные растения, которые она вынесла из дома, размочила землю, из которой они торчали, водой, вычистила горшки, запланировав в самое ближайшее время заполнить их новыми растениями. Цветы в доме — это жизнь.
И только когда все дела были сделаны и она заварила себе кофе, вот тогда позволила себе достать коробку и вскрыть ее.
Захаров не мог знать о том, что у нее есть дети. Не мог. Слишком много времени и сил было ею потрачено на то, чтобы он ни о чем не догадался. Дети были Катины, и точка. И только человек неравнодушный, который очень-очень хотел ее найти и который обратился наверняка к самому лучшему сыщику или детективу, вычислил Катю. Нет, про детей он, конечно же, тоже ничего не знает. Но Катя для него — ниточка, ведущая к ней, к Зое.
А что, если это Убейконь с его деньжищами? Идиот! Думает, что за деньги можно купить все и всех. Что ж, поспорить бы с ним не мешало. На миллион евро, к примеру.
Она дрожащими руками разорвала оберточную бумагу, открыла коробку и увидела там брошь. Удивительную, уникальную, фантастическую! Брошь размером с мизинец представляла собой маску. Узкая, наподобие карнавальной маски из витого золота, усыпанная, возможно, бриллиантами, а в прорезях глаза. На белой эмали один глаз синий, другой — черный…
Она заплакала. От счастья и одновременно от горя, что они не встретились. Эта маска с разными глазами — нежный привет от Шорохоффа. Ну и записка, конечно.
«Зоя, я скучаю». И номер телефона.
— Потом, — она закрыла глаза и приложила записку к губам. — Потом, милый.
Она спрятала свои сокровища обратно в коробку и сунула под подушку.
Дети! Ей не верилось, что она уже очень скоро увидит своих мальчиков. Что они появятся здесь, в этом доме, будут бегать в лесу, она услышит их смех.
Сколько же времени прошло с тех пор, как она забеременела Максом? Пять лет! Максу четыре, Женечке — два. Светловолосые ангелочки. Они и ведать не ведают, что именно они и ее любовь к их отцу придают ей силы и что все, что она делает, абсолютно все работает на них. Конечно, когда они вырастут и начнут понимать жизнь взрослых, то многое из поведения и образа жизни их матери покажется им не очень-то достойным, но у них всегда останется право выбора, и только они будут решать, правильно ли она поступила, могла ли поступить иначе. Стриптизерша, танцовщица — вряд ли можно гордиться такой матерью. Но ведь это было только самое начало. Оценят ли они то, чего она достигла сама, своими мозгами и талантом? Или же она так и останется для них стриптизершей? Сейчас, когда за плечами уже был большой отрезок жизни, которым она могла бы гордиться, она слабо, но все же надеялась, что они простят ее за прошлое. За то, чем ей пришлось заниматься до той поры, когда она научилась зарабатывать деньги иным способом.
Об этом она думала, готовя для них праздничный обед, устраивая спальню. Хотя думать нужно было о другом — как ей выпутаться из той ситуации, куда ее загнали ее «лучшие друзья». Как вернуть себе то, что она заработала, как вернуться в свое прошлое, связав его с настоящим, и как, главное, обезопасить себя и наказать виновных? Мыслей было не так уж и много. Захаров со своим другом оказались очень опасными соперниками, и тягаться с ними нужно осторожно. Полиция ей в этом не поможет. И что же делать?
Грела мысль о том, что хотя бы ее детей не коснулась их месть. И какое счастье, что жизнь свела ее с Катей! Скромная уборщица в «Золотой нимфе» оказалась в сто крат порядочнее и честнее, чем все ее подружки-стриптизерши.
