Он осторожно подошел к спящему: тот лежал лицом вниз и размеренно дышал. На нем был серый пиджак, седые всклокоченные волосы выбивались в разные стороны.
Гельмут слегка дотронулся до плеча спящего. Тот вздрогнул, приподнял голову, повернулся заспанным лицом — и в одно мгновение вскрикнул от ужаса, вскочил и прижался к стене.
Это был Клаус Кестер. Его сухое морщинистое лицо оплыло, под красными глазами нависли мешки, рот исказился гримасой ужаса.
— Клаус?.. — недоверчиво спросил Гельмут.
— Что… Что вы здесь делаете? — Кестер в панике оглядывался по сторонам и смотрел на Гельмута, как на демона из кошмарного сна.
— А вы что здесь делаете? Почему вы здесь спали? Как вас вообще сюда занесло?
В глазах Кестера вдруг на секунду вспыхнула ярость, вновь сменившаяся испугом. Он сунул руку в карман мятого пиджака и задышал ровнее — видимо, нащупав там что-то важное.
— Вы. — Он вновь тяжело задышал. — Вы сами оставили меня. Одного!
— Но я оставил вас в гостинице в Москве.
— А где я сейчас, по-вашему? — Кестер перешел на крик, с губ его слетела слюна.
Только сейчас Гельмут заметил, что Кестер, судя по всему, был пьян: от него разило перегаром, глаза блестели бессмысленной злобой, дрожали губы.
— Клаус, вы пьяны.
— Я пью с того самого момента, как вы оставили меня. Мне страшно. Мне очень страшно.
Кестер посмотрел на него уставшим и затравленным взглядом, требующим сочувствия. Его настроение менялось каждую секунду.
— Чего вы боитесь? — Гельмут подошел к нему ближе, заметив, что рука его в кармане ослабла.
— Всего. Всего. — Кестер снова стал затравленно оглядываться по сторонам. — Этих, в синих фуражках. Этого, с одним глазом. Вас.
Он уставился на Гельмута сумасшедшим взглядом, и губы его еще сильнее задрожали.
— Меня?
Кестер медленно закивал и вновь тяжело задышал.
— Не приближайтесь ко мне, — ответил он, облизав губы. — У меня пистолет. Я не верю никому. И вам. Особенно вам. После того, как вы оставили меня. Одного. С этими предателями. Они впустили сюда их. Отдали меня им. Вы не представляете, что они делали. Вы не представляете, что это за люди. Это звери.
— Кто?
— Сами знаете. Орловский. Я говорил вам о нем? Говорил? Говорил! — Он опять сорвался на крик. — Это чудовище! И этот, одноглазый, с ним… И во всем виноваты вы, вы, вы, будь вы трижды прокляты!
— Я?
— Они спрашивали о вас. А я, а я что. А я. — Он вдруг опустил голову, и голос его задрожал. — А я все рассказал.
Гельмут молчал. Он ничего не понимал.
— Что именно рассказали?
— Все, — ответил Кестер, не поднимая головы. — Они все о вас знают. Абсолютно все.
Гельмут сжал зубы. Перед ним на диване, прижавшись к стене, сидел некогда первоклассный дипломат и отличный разведчик, а теперь — пьяный старик в грязном и помятом пиджаке. Ему захотелось немедленно пристрелить его, чтобы не мучился.
— Значит, они приходили к вам и допрашивали?
— О, знали бы вы, как они допрашивают!
— Кстати, вы же видели Орловского? — В голову Гельмута пришла мысль выудить из разговора хоть какую-нибудь полезную информацию. — Как он выглядит?
— О, он сущий дьявол! — Кестер криво усмехнулся и утер слюну с подбородка. — Он высокий, с седыми висками, в очках, с сумасшедшими блестящими глазами. Он настоящее воплощение ада. Если вы увидите его — узнаете сразу. И с ним этот одноглазый. Все шутил. Смеялся. Господи, господи.
Кестер опустил голову на грудь, его плечи затряслись.
— Вы виноваты во всем. Все из-за вас, — повторил он дрожащим голосом.
Гельмут сделал шаг к дивану, чтобы успокоить старика, но тот вдруг вскинул голову, достал из кармана пистолет и прицелился.
— Ни шагу! Я выстрелю! Ей-богу, пристрелю вас прямо здесь! Не подходите!
Гельмут остановился.
— Клаус, послушайте меня. Вы пьяны. Вы напуганы. Попытайтесь взять себя в руки…
— Никакого, мать вашу, больше «взять себя в руки»! — взревел Кестер, размахивая пистолетом. — Черта с два, а не взять себя в руки! Ненавижу их, ненавижу вас, ненавижу всех, ненавижу себя!
Гельмут потерял терпение.
— Так застрелитесь же, как подобает солдату невидимой армии фюрера! — выкрикнул он.
Глаза Кестера заблестели.
— Отличная идея! — закричал он и направил дуло пистолета себе в рот.
Прежде чем Гельмут успел кинуться к нему, раздался оглушающий хлопок. Голова Кестера дернулась назад, на стену брызнуло красное вперемешку с желтыми ошметками. Кестер медленно завалился набок и застыл.
В воздухе пахло порохом.
Гельмут остолбенел.
«Черт, черт, черт, — мысли проносились в голове с бешеной скоростью. — А что, если за номером следят? А что, если сам Юрьев из них? Они наверняка услышали выстрел. Надо бежать».
Он оглядел комнату, увидел окно, кинулся к нему и принялся открывать проржавевшие задвижки.
«Второй этаж, прыгать не страшно».
Задвижки поддавались с трудом. Он наконец управился с нижней, дернул окно: не открывалось. Принялся за верхнюю.
Сзади вдруг раздался дребезжащий, слегка шепелявый голос:
— Ну вот видите, опять не получилось.
Гельмут обернулся.
Кестер сидел на диване, растерянно оглядывая пистолет в руке. Из побледневших губ его вытекала алая струйка, волосы на развороченном затылке слиплись от крови. Красно-желтая мешанина медленно сползала по обоям.
— Что за чертовщина? — медленно проговорил Гельмут.
Кестер посмотрел на него и усмехнулся окровавленными губами.
— Вы думаете, я не пытался? Я стрелялся, прыгал с крыши, травился. Даже повесился. Два раза.
Гельмут почувствовал, как зашумело в голове и потемнело в глазах.
— Может, вы знаете какой-нибудь более надежный способ? — продолжил Кестер.
Гельмут оперся рукой о подоконник: его мутило.
— Знаете, мне кажется, во всем виновата водка, — добавил Кестер. — Да-да, водка! Не представляете, сколько я выпил! Живые люди столько не пьют. Мне рассказывали, будто русские пьют водку, чтобы не бояться смерти. А иногда они пьют так, чтобы сама смерть их боялась. Может, и меня теперь боится смерть? Может, я стал русским?
— Может быть, — проговорил Гельмут, чувствуя, как холодеют кончики пальцев.
— Точно! — Кестер расхохотался, обнажив разбитые и поломанные зубы. — Я стал русским! Я теперь русский, Гельмут, понимаете? Вот как бывает!
