— Чего тебе?
Лао Цао робко ответил:
— Ничего, хозяин.
— Лао Чжоу не чужой человек, выкладывай.
Тогда Лао Цао признался:
— Хотел денег занять.
— Праздников никаких нет, на что тебе деньги?
Тогда пришлось Лао Цао обстоятельно и детально рассказать ему о покупке ребенка. В конце он добавил:
— Хозяин, лично мне ребенок совершенно не нужен, это все бабские прихоти… Может, когда хозяин будет в конце года сводить счета, он просто вычтет эти деньги из моей оплаты? — Помолчав, он добавил: — У этой девочки вся голова в лишаях, смотреть жалко.
Не успел Лао Вэнь сказать свое слово, как в разговор вступил богач Лао Чжоу из деревни Чжоуцзячжуан. Лао Чжоу частенько приезжал в деревню Вэньцзячжуан навестить Лао Вэня. Иногда он возвращался к себе в тот же день, а иногда, если было поздно, оставался с ночевкой, а свою повозку отправлял домой. Тогда на следующий день Лао Цао доставлял его в деревню Чжоуцзячжуан на повозке Лао Вэня. Если повозка семейства Чжоу вся пропахла вином, то повозка семейства Вэнь вся пропахла уксусом. Поэтому когда Лао Чжоу усаживался в повозку, он говорил: «Уже по запаху чую, что повозка не моя». Дорогу в пятьдесят ли они коротали за разговорами. Поскольку Лао Чжоу имел статус хозяина, темы предлагал в основном он. Лао Чжоу справлялся как о семейных делах Лао Вэня, так и о семейных делах Лао Цао. Лао Чжоу спрашивал, Лао Цао отвечал. Поэтому Лао Чжоу был в курсе всего, что происходило в доме Лао Цао. И тогда он сказал:
— Тут дело даже не в жалости, ее нужно купить хотя бы потому, чтобы вам потом в старости подмога была.
Лао Вэнь согласно кивнул:
— Да и ребенка пожалеть не грех. Как говорится, спасти чью-то жизнь лучше, чем построить семиярусную ступу в честь Будды.
Но когда покупка ребенка уже состоялась, Лао Цао узнал, что его жене эта девочка понадобилась не из жалости, не для старости и даже не для почитания Будды, а просто чтобы насолить Второму дядюшке. Вторым дядюшкой был не кто иной, как младший брат ее мужа. Полное имя Лао Цао было Цао Маньцан, а его младшего брата — Цао Маньдунь. Цао Маньцан с детства был спокойным, а вот Цао Маньдунь — капризным. Цао Маньцан с детства был высоким и вырос до метра семидесяти восьми сантиметров, а Цао Маньдунь оказался совсем карликом и вырос до метра пятидесяти шести сантиметров. Из-за своего роста и капризного характера Цао Маньдунь в детстве часто терпел обиды от других ребят. Обиженный, он приходил домой и начинал устраивать «концерты». Он устраивал «концерты» и перед родителями, и перед Цао Маньцаном. Это проявлялось даже не в том, что он отбирал еду или игрушки, а в том, как он разговаривал. Все должны были плясать под его дудку. Сам он говорил и поступал только так, как хотел, а не как говорили другие, чуть что устраивал истерики. Родители, видя такое дело, тут же давали подзатыльник Цао Маньцану: «Такой дылда, а не понимаешь, что младшим надо уступать».
Как бы неприятно это ни было, но Цао Маньцану каждый раз приходилось через себя переступать. Такой расклад в отношениях братьев перешел и во взрослую жизнь. Они оба женились, но в общесемейных делах верховодил всегда Цао Маньдунь. Высокому Цао Маньцану и жена досталась высокая, а низкому Цао Маньдуню и жена досталась низкая. Но несмотря на то что жена Цао Маньцана оказалась рослой и крупной, родить детей у нее не получалось. А вот жена Цао Маньдуня, даром что шмакодявка, родила пятерых подряд: троих пацанов и двух девок. По местным обычаям, если в семье старшего брата не рождалось детей, ему передавали для усыновления старшего ребенка из семьи младшего брата. Это делалось для того, чтобы было кому позаботиться о стариках и проводить их в последний путь, при этом усыновленный ребенок становился их наследником. Однако жена Цао Маньцана не желала усыновлять старшего ребенка Цао Маньдуня. У этих карликов и дети уродились такие же низкорослые. Старшему уже исполнилось шестнадцать, а он был не выше стола: сам коротышка, а ноги что два столба и большая голова, прямо паук пауком. Но это было не главное. Просто жене Цао Маньцана давно опротивело, что Цао Маньдунь во всем навязывает свою волю. Заметив, что жене Цао Маньцана уже перевалило за сорок, а она все никак не может забеременеть, Цао Маньдунь частенько их подначивал: «Чего вы ждете, берите уже нашего старшего».
Цао Маньцан противоречить не осмеливался, а вот его жена Цао Маньдуна не боялась. Пока сама она не признавала своего изъяна, другие ничего не могли с этим поделать. Она и мужа ругала за то, что тот боится младшего брата. Заметив, что Цао Маньдунь то и дело предлагает им усыновить своего старшего сына, жена Цао Маньцана смекнула, что тот замахнулся на их имущество. Сначала она не обращала внимания на его уговоры, но как-то раз взяла и открыто сказала:
— Второй дядюшка, ты эту тему больше не поднимай. Сколько бы плюсов ты не сулил, я твоего старшего не приму.
— Почему это не примешь?
— Есть женщины, которые и в пятьдесят рожают.
— А коли не родишь? — тут же нашелся Цао Маньдунь.
— А не рожу, так найду для твоего брата наложницу.
Всего лишь одной фразой она не только заткнула Цао Маньдуня, но и защитила все свои тылы. Долго ли, коротко ли, прошло еще несколько лет, родить она не родила, но и вопроса о наложнице не поднимала. Зато сейчас ей попался торговец живым товаром, у которого она купила девочку. Эту девочку раньше звали Цяолин, но жена Цао Маньцана дала ей имя Гайсинь
[85], тем самым надеясь, что та забудет старых и полюбит новых родителей. У Гайсинь вся голова была в лишаях. Жена Цао Маньцана не стала обращаться к врачам, а просто повела ее к речке Сянхэ и промыла лишаи речной водой. А поскольку лишаи уже успели наполниться гноем, жена Цао Маньцана сначала выдавила из них весь гной, а потом уже как следует промыла лишаи. Когда дородная жена Цао Маньцана приложила к Гайсинь свою крепкую руку, девочка схватилась за голову и вопила точно котяра. Когда же все процедуры закончились, жена Цао Маньцана ее спросила:
— Гайсинь, кто лучше, я или твоя родная мама?
— Ты лучше, — ответила Гайсинь.
Жена Цао Маньцана, замахнувшись, дала девочке подзатыльник:
— Всего-то пять лет, а уже научилась врать.
Гайсинь снова протяжно завыла:
— Я правду говорю, моя родная мама сбежала с другим дядей, а ты нет.
Жена Цао Маньцана тяжело опустилась на песок и в голос засмеялась. Потом снова спросила:
— А ты знаешь, где твой дом?
Гайсинь кивнула:
— Знаю, в Яньцзине.
Жена Цао Маньцана продолжила допрос:
— Значит, мама твоя сбежала с дядей, а по папе ты скучаешь?
Девочка помотала головой:
— Мой папа умер.
— По кому же ты скучаешь?
