— А ты откуда?
Поскольку У Моси попал в зависимое от него положение, он теперь должен был поддерживать разговор, поэтому честно признался:
— Из Яньцзиня.
Его ответ только отчасти был правдой, ведь последние полгода его в Яньцзине не было. Мужчина на это сказал:
— Через Яньцзинь поезда не ходят. А куда направляешься?
— В Баоцзи.
Это была правда. Тогда мужчина спросил:
— Зачем?
— К родственникам, — ответил У Моси.
Отвечая на эти вопросы, он вдруг снова вспомнил священника Лао Чжаня. Когда он обрабатывал человека, чтобы тот принял веру, то начинал точно с таких же общих фраз. Он говорил, что если человек верует в Господа, он понимает, откуда идет и куда направляется. Когда-то У Моси ради того, чтобы получить работу, уверовал в Господа, но потом он в нем разуверился. Но независимо от того, верил он в Господа или нет, он все никак не мог определиться с главным вопросом: «Куда же он направляется?» У Моси никак не ожидал, что этот же самый вопрос ему задаст в поезде незнакомец. Получив ответы на заданные вопросы, мужчина, наконец, спросил:
— А как тебя звать?
И тут У Моси опешил: это был вопрос, на который он затруднялся ответить так же гладко, как на предыдущие. Во-первых, последние полгода он мотался по чужим краям, общаясь с незнакомыми людьми, которых его имя вовсе не интересовало, так что все это время его никто по имени и не называл. Спустя полгода он и сам забыл, как его зовут, поэтому, услышав такой вопрос, он несколько растерялся. Во-вторых, за двадцать один год, что он жил на этом свете, ему уже трижды приходилось менять свою фамилию и имя. Сначала его звали Ян Байшунь, потом Ян Моси, в конце концов он стал зваться У Моси. Растерявшись, он не знал, что лучше ответить. Заметив его замешательство, мужчина снова оторвался от своей курицы и нетерпеливо спросил:
— Что, ты не знаешь, как тебя зовут? Ты ведь, надеюсь, не какой-нибудь убийца или беглец?
У Моси тяжело вздохнул. По-настоящему он, конечно, никого и не убил, но в душе прикончил уже нескольких. Кроме своего отца, братьев, а также извозчика Лао Ма, теперь в этом списке еще значились его собственная жена У Сянсян и хозяин «Зала шедевров» Лао Гао. Только было У Моси открыл рот, чтобы все подробно разъяснить, как в это самое время поезд заехал в тоннель. Неожиданно раздался длинный сигнальный гудок, и тут в памяти У Моси снова всплыл похоронный крикун Ло Чанли из деревни Лоцзячжуан. В свое время голос Ло Чанли на похоронах производил впечатление не меньшее, чем этот гудок. В те годы У Моси боготворил Ло Чанли. Прошло лет семь или восемь с тех пор, как он слушал Ло Чанли на похоронах, однако теперь У Моси казалось, что миновало уже полвека. Сначала У Моси изредка, но вспоминал Ло Чанли, однако потом, когда жизнь его закрутила, тот стерся из его памяти. Но ведь если хорошенько подумать, с тех пор как У Моси покинул родной дом, именно к Ло Чанли он был привязан больше всех. И если бы не дурачества У Моси, которого увлекала не реальная, а «фальшивая» жизнь, он так бы и остался в деревне Янцзячжуан, где бы и поныне вместе с Лао Яном делал свой доуфу. И пусть У Моси никогда в жизни даже не разговаривал с Ло Чанли, сейчас, под впечатлением от нахлынувших чувств, он не стал что-либо объяснять попутчику, а просто сказал:
— Брат, я никого не убивал, а звать меня Ло Чанли.
Часть вторая
Возвращаясь в Яньцзинь
1
В свои тридцать пять лет Ню Айго знал, что в случае неприятностей он может довериться трем людям. Первым из них был Фэн Вэньсю, вторым — Ду Цинхай и третьим — Чэнь Куйи. Довериться означало не то, что он мог попросить у них в долг денег или обратиться с просьбой сделать что-то. Это означало, что, сталкиваясь с чем-то непонятным, ставящим в тупик, или с тем, что требовало принятия какого-то решения, Ню Айго мог обратиться к ним за советом. Даже если у него не было конкретной проблемы, но грызла тоска, он тоже мог найти их, чтобы просто посидеть вместе. Во время таких посиделок Ню Айго изливал свою тоску, и ему становилось намного легче. Если тоска накатывала, но высказать ее не получалось, то можно было вообще ничего не говорить, а просто или молча посидеть, или поговорить о чем-нибудь другом, и тогда тоже отпускало.
Фэн Вэньсю и Ню Айго были одноклассниками. Они учились вместе и в начальной, и в средней школе. Вообще-то Ню Айго и Фэн Вэньсю не должны были стать друзьями, поскольку отец Ню Айго и отец Фэн Вэньсю не ладили между собой и друг с другом не разговаривали. Отца Ню Айго звали Ню Шудао, а отца Фэн Вэньсю звали Фэн Шилунь, когда-то они даже были хорошими друзьями. Именно потому каждый год, когда наступала зима, они часто вместе отправлялись в Чанчжи за каменным углем. Каменный уголь они закупали не для торговли, а для личных нужд, чтобы зимой обеспечить свои дома теплом. От Циньюаня до Чанчжи и обратно было триста сорок пять ли, на это пешим ходом требовалось четыре дня. Ню Шудао выдался ростом поменьше, поэтому мог тащить лишь две тысячи цзиней
[80], а Фэн Шилунь выдался ростом побольше, поэтому мог утянуть две тысячи пятьсот цзиней. В провинции Шаньси на востоке равнина, а на западе — горы. До Чанчжи они шли под гору, да еще и с пустыми тележками, поэтому друзья всю дорогу болтали и шутили. Обратно они возвращались уже тяжело нагруженные, и большая половина пути лежала вверх по склону, поэтому, забыв про разговоры, они знай тянули свои телеги. Но когда они заходили перекусить в какую-нибудь харчевню или останавливались на ночевку, то непременно заказывали по тарелке горячей бараньей похлебки, вытаскивали свои сухие припасы, крошили их в бульон и с аппетитом уплетали содержимое, пока не покрывались потом. В семействе Ню предпочитали пампушки, а в семействе Фэнов — лепешки, иногда друзья устраивали обмен. Эти четыре дня, проведенные в компании друг друга, да еще и за разговорами, их ничуть не тяготили. Ню Шудао был на два года старше Фэн Шилуня. Каждый год, едва наступала зима, они встречались на улице, и Ню Шудао предлагал:
— Братишка, давай-ка в этом году снова отправимся за углем?
Фэн Шилунь отвечал:
— Да чего уж там мелочиться, брат, мы и на следующий год с тобой пойдем.
Как-то раз, когда наступила зима, они снова отправились за углем в Чанчжи. Всю дорогу туда они, как и прежде, болтали и шутили. На обратном пути все тоже было как обычно: пока они тянули свои телеги — молчали, а останавливаясь на перекус или ночевку — расслаблялись. Утром третьего дня подул сильнейший ветер. Он так яростно поднимал с земли желтую пыль, что было невозможно открыть глаза. По счастью, ветер выдался попутный, и друзья прикрепили к своим телегам постельные принадлежности на манер парусов, и перемещаться стало намного легче. В безветренную погоду за время, которое требовалось на перекус, они обычно проходили пять ли, но теперь за это же время они могли пройти и десять ли. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. После полудня, когда до дома оставалось еще восемьдесят ли, Ню Шудао вдруг расхрабрился:
