Вечером пятнадцатого числа четвертого лунного месяца Лао Ши снова отправился на оперу в театр. Возвратившись после представления в управу, он уединился в комнате с облаченным в женское платье Су Сяобао. За окнами светила красавица-луна, но мужчины были настолько поглощены игрой в облавные шашки, что ничего другого не замечали. Они общались с поздней ночи и до самого рассвета, разыграв очень сложную партию. Эта партия называлась «слияние ветра и снега». И хотя игру они окончили вничью, но интересная расстановка камней, хитроумные ходы, выверенность каждого шага, постоянное переосмысление намерений противника и гибкая импровизация привели их в настоящий экстаз. Хотя всю партию игрокам приходилось решать сложнейшие тактические задачи, вдруг посреди черно-белого царства неопределенности в расстановке камней возник так называемый «союз, совершенный Небом». Многие игроки за всю свою жизнь не достигают такого расклада. Бывает, что они уже приближаются к такому моменту и все-таки не достигают его. Цель таких бесед руками — отнюдь не выигрыш. Те, кто играет ради победы, не более чем дилетанты, потому как суть этой игры заключается в том, чтобы рука об руку пройти один и тот же путь, которым раньше никто не хаживал. В итоге, исключительно чтобы ознаменовать этот союз, совершенный Небом, между мужчинами впервые возникла физическая близость. Но эта близость состояла лишь в том, что они просто стали рыдать от счастья. Оба они в жизни всегда держались подчеркнуто серьезно, а тут залились слезами из-за каких-то шашек. Их искренний плач не имел ничего общего с обычными рыданиями в голос. Они просто беззвучно задыхались, утирая друг другу слезы. Именно такие всхлипывания помогали выплакаться всласть.
В уездной управе работал один дворник по имени Лао Гань. Он уродился с большой головой и говорил таким пронзительным голосом, словно ударял в гонг. Из сорока с лишним работников городской управы Ян Моси сблизился именно с Лао Ганем. Сошлись они вовсе не потому, что один был дворником, а другой — огородником. Также нельзя было утверждать, что Лао Гань из сорока с лишним работников выделялся особой порядочностью. Просто Лао Гань, несмотря на свою нехитрую работенку, любил всем давать наставления. Поскольку секретари общались на своем витиеватом языке, то Лао Ганю они были не по зубам. Зато Ян Моси, будучи обычным огородником, да к тому же новеньким, стал для Лао Ганя своего рода отдушиной. Ян Моси, в свою очередь, будучи новеньким, многих вещей не понимал, поэтому ему требовался советчик. Таким образом, они быстро сошлись и теперь часто собирались поговорить. Тринадцатого числа четвертого месяца жена Лао Ганя, что проживала в деревне, родила ему сына. Лао Гань засобирался домой, чтобы это дело отпраздновать, поэтому взял семь дней отгула. Перед самым отъездом он, то и дело вздыхая, зашел на огород к Ян Моси. Тот удивился его настроению и спросил:
— Когда рождается сын, нужно радоваться, почему же ты ходишь мрачнее тучи?
— Сын тут ни при чем. У меня душа болит о том, как тут без меня справятся.
— Ты о том, чтобы подмести двор? Так давай я вместо тебя буду подметать.
— Если бы только это, я бы и разговора не заводил, но тут речь о ночном горшке начальника уезда.
Оказывается, горшок начальника уезда каждое утро приводил в порядок Лао Гань. Иногда он нес его прямо в огород и выливал под ближайшие кусты.
— Я, — продолжал Лао Гань, — всех работников в уме перебрал, но так и не решил, кому можно было бы поручить это дело.
— Ты о том, чтобы вынести горшок? Так давай это буду делать я. И вынесу, и вымою, и на место отнесу.
— Ты и правда не подведешь. Но хороший ли у тебя слух?
— В смысле? — опешил Ян Моси.
И тогда Лао Гань усадил Ян Моси и стал во всех подробностях разъяснять, как и когда выносить горшок. Оказывается, его следовало не просто вынести, а вынести в строго определенное время. И тут речь шла не просто о каком-то благоприятном часе. За горшком следовало зайти аккурат в тот момент, когда начальник уезда Лао Ши поднимется с постели. Если прийти за ним раньше, то у начальника уезда будет испорчен сон, а если позже, то ему будет неприятно видеть перед собой полный горшок.
— Пока Лао Ши еще не поднялся с постели, ты уже должен караулить этот момент под окном, — объяснял Лао Гань. — А как услышишь какие-нибудь шорохи, скорее заходи за горшком, тогда поспеешь в самый раз, что называется, попадешь в самую тютельку.
Ян Моси все понял и решил уточнить:
— То есть каждое утро я встаю пораньше и под окном начальника уезда караулю момент, а как услышу шорохи, тут же вхожу.
Лао Гань вздохнул:
— Тут уж никак иначе не получится. Только, будь добр, не подведи.
С четырнадцатого дня четвертого лунного месяца у Ян Моси помимо дел в огороде появилась еще одна забота — выносить горшок за начальником уезда. Рано утром четырнадцатого числа, едва забрезжил рассвет, он уже стоял под окном Лао Ши. Ян Моси простоял там два часа, когда наконец услышал покашливание; он тут же вошел за горшком. Лао Ши, увидав его, удивился:
— Что случилось?
— Я вместо Лао Ганя пришел горшок вынести. У него жена родила.
Лао Ши ничего не сказал против, и Ян Моси, подхватив горшок, вышел из комнаты. Утром пятнадцатого числа все тоже прошло удачно. Однако кое-что Лао Гань все-таки упустил из виду. На его семидневный отъезд выпадало пятнадцатое число. А по вечерам пятнадцатого числа Лао Ши как раз встречался для своих бесед с Су Сяобао. Поэтому утром шестнадцатого числа, прежде чем заходить за горшком, сперва следовало дождаться ухода Су Сяобао. Лао Гань ничего про это не сказал, а сам Ян Моси не мог знать таких тонкостей. Утром шестнадцатого числа он, как и прежде, встал под окно Лао Ши. В это самое время Лао Ши и Су Сяобао, обнявшись, как раз заходились в своих рыданиях. Услыхав внутри какие-то звуки, Ян Моси решил, что Лао Ши только что сделал свои дела, и, недолго думая, толкнул дверь и вошел внутрь. И тут он увидел прилипших друг к другу начальника уезда и загримированного актера в костюме. Ян Моси так удивился, что невольно вскрикнул. Его ничего не значащий возглас напугал Лао Ши и Су Сяобао. И хотя обнимались они исключительно под впечатлением от исхода игры, присутствие чужого человека тотчас вернуло Су Сяобао к реальности. Не успев насладиться моментом, он очнулся, оттолкнул от себя Лао Ши и встал лицом к стене. Лао Ши, повернувшись в сторону Ян Моси, какое-то время еще грезил, но, поняв, наконец, что произошло, пришел в ярость. Но в ярость он пришел не потому, что Ян Моси застал эту сцену, а потому, что тот помешал ему и Су Сяобао как следует выплакаться, вряд ли такая возможность представится еще раз. Ведь они могли зайти дальше и испытать прежде неведомые ощущения, а это внезапное вторжение Ян Моси на полпути разрушило их идиллию. Разгневавшись, Лао Ши стушевался и вместо Ян Моси стал приставать к Су Сяобао:
— В чем дело?
Су Сяобао молчал, развернувшись к стене. Напуганный до дрожи Ян Моси вместо него ответил:
— Я пришел за горшком.
Узнав причину, разрушившую экстаз от совершенного Небом союза, Лао Ши рассердился пуще прежнего. Всегда такой сдержанный, сейчас он заорал дурниной:
