Так Сяо Ханя еще никто не урезонивал, поэтому он окончательно потерял дар речи.
Когда Сяо Хань покинул уездный центр Яньцзиня и возвратился в Таншань, «Яньцзиньская новая школа» закончила свое существование, а ее ученики, как и в случае с частной школой Лао Вана, разбежались кто куда. Мечты Ян Байли и его однокурсников о том, что после окончания этой школы они получат место в уездной управе, потерпели крах, как и мечты Лао Яна о том, что его сын после работы в управе вернется к изготовлению доуфу. Когда школу распустили, Ян Байли сначала собрался было вернуться домой к отцу делать доуфу, но передумал. А передумал он не только потому, что, как и Ян Байшунь, терпеть не мог ни своего отца, ни его доуфу, но еще и потому, что за полгода он крепко сдружился с одним товарищем, которого звали Ню Госин. Ню Госина считали за главаря, поскольку его отец был директором Яньцзиньского чугуноплавильного комбината. Вообще-то Ян Байли и Ню Госин не были одногруппниками, но поскольку они оба мало интересовались западной наукой и учебой, предпочитая убегать с занятий, чтобы половить цикад, пострелять птиц да побродить с шайками, то, оказавшись близкими по духу, постепенно сошлись. Кроме ловли цикад и стрельбы в птиц из рогаток, им, как никаким другим пацанам, удавался тандем «заливальщиков». Выражение «заливать», которое встречается именно в яньцзиньском наречии, означает забаву, когда один человек поднимает любую тему, неважно, правдоподобную или нет, а другой ее подхватывает, после чего они передают друг другу словесную эстафету, пока не исчерпают всю историю. Если язык у рассказчиков подвешен хорошо, то исход истории будет до самого конца оставаться загадкой. Отличие «заливалок» от тех же лекций Сяо Ханя было в том, что последние по своей сути представляли просто бессодержательный словесный понос без надежды на спасение нации и государства. Сочинение небылиц с упоминанием конкретных лиц и событий зачастую превращалось в интереснейшую историю. Кроме лекций Сяо Ханя, никаких других занятий Ян Байли и Ню Госин не посещали. Пока учитель отворачивался к доске, они втихаря выбегали из класса, а там уже или ловили цикад, или подстреливали птиц, или «заливали». Учителя, которых подобрал Сяо Хань, все как один были молчаливы и не обращали внимания на шалопаев. Ян Байли сначала умел лишь ловить цикад да подстреливать птиц, «заливалки» были ему не по зубам. Однако через три месяца общения с Ню Госином он постепенно освоил и эту забаву. К примеру, Ню Госин начинал: «Повар Лао Вэй из харчевни „Обильный стол“ раньше был таким весельчаком, а последний месяц все что-то грустит да вздыхает. С чего вдруг?» Ян Байли, который сначала ничего не смыслил в «заливалках», отзывался в обычной манере: «Наверное, Лао Вэй задолжал кому-нибудь или поссорился с женой?» Ню Госин тотчас начинал кипятиться, ведь до такого ответа додумался бы всякий, а это никак не вписывалось в правила «заливалок». Вслед за этим Ню Госин начинал уже сам разыгрывать диалог, показывая на примере, как следовало отвечать: «Помнится, месяц назад к нам в город приезжала театральная труппа из провинции Хэбэй. Там играла одна актриса, в которую Лао Вэй влюбился. Эта труппа пробыла в Яньцзине полмесяца, и Лао Вэй не пропустил ни одной постановки. В общем, околдовала она его. Когда эта труппа направилась на гастроли в уезд Фэнцю, Лао Вэй направился следом. И все ради чего? Ради любовной интрижки. Потом как-то ночью Лао Вэй перелез через заднюю стену театрального дворика и пробрался за кулисы. Увидав, что перед одной из кроватей висит костюм его ненаглядной, он решил, что она спит там же. Тогда он аккуратненько примостился рядом, снял штаны и вытащил свое хозяйство, приготовившись к действу. Но кто бы мог подумать, что вместо актрисы там окажется охранник реквизита, в прошлом игравший военных персонажей! Он пустил в ход отработанный приемчик и одним махом сломал Лао Вэю руку. А Лао Вэй только спрятал руку в рукав, не смея и пикнуть. Вот почему все эти дни Лао Вэй работает исключительно правой рукой». Три месяца назад такие «заливалки» показались бы Ян Байли высшим пилотажем. Однако теперь он и сам поднаторел в этом деле. Пробуя свои силы, он принялся фантазировать: «Если вести речь про чары да колдовство, мне известна другая версия. Я слышал, что у Лао Вэя с детства имелась дурная привычка ночью бродить по кладбищу. Тридцать с лишним лет он совершал такие прогулки, и ничего, а в прошлом месяце он пошел на кладбище, и перед ним появился седовласый старец с бородой. Лао Вэй и раньше ходил на это кладбище, но никогда там никого не встречал, а тут вдруг откуда ни возьмись этот старец, подошел к нему и шепнул на ухо пару фраз. Лао Вэй кивнул в знак согласия. А начиная со следующего дня он загрустил. Бывало, тушит овощи, а сам горько плачет, да так, что слезы капают прямо в котел. На вопросы о том, что именно сказал ему тот старец, Лао Вэй не отвечает». Когда Ян Байли закончил рассказ, Ню Госин радостно похлопал его по плечу: «„Заливалка“ что надо!» И тут же подхватил: «Так вот оно что. А ведь хозяин харчевни Лао У приходится близким другом моему отцу. Он как-то жаловался, что его повар день-деньской все плачет да плачет. „К добру ли это?“ — думал он. Сначала даже хотел прогнать его, но тут дела в харчевне заметно пошли в гору. Народ валил туда не столько покушать, сколько подивиться на слезы Лао Вэя. Так и вышло, что тут уже Лао Вэй околдовал клиентов…» Где в этой истории правда, где вымысел, было уже не разобрать, но главное, что она вышла намного интереснее, чем то, что там произошло на самом деле. Получив свой кайф от «заливалок», Ню Госин мог вдруг сказать: «Пойду-ка я помочусь, что ли». А Ян Байли, даже если ему не хотелось, отвечал: «И я с тобой».
Итак, когда школу распустили, Ян Байли не захотел возвращаться в родную деревню к отцу, чтобы делать там доуфу. И Ню Госин тоже не представлял, как расстанется с Ян Байли, ведь найти хорошего партнера по «заливалкам» непросто. Да и вообще к ним хорошо подходило определение «задушевные друзья». Тогда Ню Госин пристал к своему отцу Лао Ню, чтобы тот принял Ян Байли подмастерьем на свой чугуноплавильный комбинат. Лао Ню, не в силах отвязаться от сына, согласился. Несмотря на громкое название, на чугуноплавильном комбинате Лао Ню было всего немногим больше десяти кузнецов, которые изготавливали косы, кухонные ножи, лопаты, серпы, мотыги, лемеха, сеялки, зубья для бороны, крепления для телег, печки для харчевен, ворота для магазинов, пищали для охоты на зайцев… В общем, производили здесь практически все то же самое, что и в сельской кузнице Лао Ли, но из-за большей площади и большего количества работников мастерская Лао Ню называлась комбинатом. Ян Байли за полгода своего пребывания на чугуноплавильном комбинате не выучился делать даже кухонной лопатки. Его настрой, как и во времена учебы у Лао Вана, а потом у Сяо Ханя, оставался далеким от дел насущных: целыми днями он только и думал о том, как бы половить сверчков, пострелять птиц да «позаливать». Но интерес к сверчкам и птицам у него постепенно угас, и он целиком отдался «заливалкам». В этом его интересы совершенно совпадали с интересами Ню Госина. Заметив, что Ян Байли совершенно не приспособлен для кузнечных дел, мастер назначил его разжигать печь. Но и с этим заданием Ян Байли справлялся абы как. Он не мог довести до ума даже уже изготовленную мастером косу. Мастер-хунанец, глядя на результат, только вздыхал да с хунаньским акцентом приговаривал: «Что такое неверный режим прокаливания? Вот вам и пожалуйста».
