Я стал излагать план, который предложил Симонов. Но закончить мысль не успел, появился сам поручик. Вот ему я и поручил изложить свои мысли по поводу ликвидации последнего оплота мятежников. В общем-то, план не встретил возражений штабс-капитана. Тот только заметил, что кирха может оказаться крепким орешком. И она выдержит попадание девяти трёхдюймовых снарядов. Штабс-капитан был уверен в своих наводчиках, поэтому предложил альтернативный выход. Прямой наводкой вогнать в окна кирхи пару химических снарядов. На мои опасения, что если взрывы снарядов произойдут вне кирхи, то образуется облако, содержащее отравляющий газ, от которого могут пострадать мирные жители, штабс-капитан уверил, что этого не произойдёт. Если даже снаряды взорвутся вне кирхи, то мирные жители не пострадают. Концентрация отравляющего газа от взрыва всего двух снарядов будет мала, чтобы представлять опасность для людей, находящихся в 200–300 саженей от места взрыва. Подумав, я разрешил применить только один химический снаряд. На этом обсуждение закончилось, и настала пора действий.
Всё происходило рутинно и спокойно. Бронепоезд дёрнулся, начиная движение, а через пару минут остановился напротив здания, внешним видом напоминающее старинный форт. Из него по бронепоезду начали стрелять, и не абы чем, а из пулемёта. Да… взять такой форт, это тебе не лобио скушать. Бронепоезд стоял под градом пуль несколько минут, не сделав ни одного выстрела. Затем рявкнула трёхдюймовка, и на стене кирхи появилось пыльное облачко. За трёхдюймовкой прогрохотало шестидюймовое орудие, и наступила тишина. Никто уже не стрелял по бронепоезду. Следов попадания снаряда в кирху я не видел. Получается, что штабс-капитан не хвастал, и его наводчики действительно мастера. Сработали с ювелирной точностью, вогнав снаряд в окно кирхи. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить», – подумалось мне. И как бы в ответ на эту мысль бронепоезд опять дёрнулся и пополз обратно к станционному зданию.
Вся операция по ликвидации последнего очага мятежа заняла не более часа. Именно через столько я вернулся на станцию Лазаревская к прерванной беседе с Владимиром Венедиктовичем. Она, правда, продлилась недолго – опять ситуация требовала моего участия. На этот раз меня отвлёк от общения со знатоком-законником поручик Янис Берзиньш. Он нашёл меня в станционном здании, чтобы доложить, что вверенные ему латышские стрелки получили оружие. Кроме этого, был составлен список находящихся под арестом активных участников мятежа. В списке значилось семь фамилий. Прапорщик, застреливший вахмистра и ещё двух казаков, там был. Латышские стрелки прошли и этот тест на лояльность. Теперь остался завершающий – расстрел предателей, ко всему прочему являющимися и соплеменниками латышей.
Последнее испытание лояльности к Российской империи остаток батальона латышских стрелков прошёл часа через три. После расстрела предателей и их пособников из числа местных чиновников я объявил Берзиньшу и его подчиненным благодарность и то, что остатки батальона латышских стрелков поступают в распоряжение великого князя. Расквартированы они будут в здании Смольного института и подчиняться распоряжениям секретаря великого князя – господина Джонсона. Моя личная благодарность вылилась в раздаче империалов и пожатием руки каждого стрелка великим князем. При этом офицерам я выдал по три золотых червонца, младшим командирам по два, а Берзиньш получил целых пять монет. По нынешним временам весьма солидную прибавку к своему жалованью.
На латышах щедрость великого князя не закончилась – все участвующие в операции получили свою долю из прихваченных мною из Петрограда мешочков. Двести золотых монет разлетелись в течение двух часов. В конце этого дня щедрости великого князя, когда награждал наводчиков бронепоезда, пришлось пустить в дело двадцатирублёвые ассигнации. Хорошо, что на всякий случай я прихватил с собой и пачку ассигнаций.
В обратный путь тронулись, когда уже начало темнеть. Бронепоезд был выделен на 24 часа, вот я и постарался закончить важнейшие дела до темноты, чтобы успеть вовремя вернуться в Петроград. И при этом ещё и отдохнуть в дороге. Сто вёрст это не расстояние, чтобы выспаться, но чай погонять можно от души. Тем более что бронепоезд подолгу простаивал на семафорах. Многое, конечно, я сделать не успел, но оставшийся на станции Симонов должен всё закончить и окончательно зачистить Лазаревскую и близлежащие хутора от засветившихся пособников финских егерей. Помощников и информаторов у него хватит. Надеюсь, так натренирует своих юнкеров, что к событиям 1917 года те превратятся в настоящих волкодавов, а не останутся растерянными щенками, не знающими, что им предпринять.
Чай я пил в штабном броневагоне, наслаждаясь наступившим спокойствием в душе, мерным перестуком колёс и приятной беседой со штабс-капитаном Овечкиным. Но даже в таком состоянии я не забывал о главной задаче, которую предстоит решить нам с Кацем.
Конец первой книги
