Любо-дорого было посмотреть на ровные шеренги юнкеров из школы прапорщиков. Но больше всего меня поразили сумки с противогазами, имеющиеся у каждого стоящего в строю. Это была редкость, тем более в Петроградском гарнизоне. Факт того, что у присланных в моё распоряжение бойцов имелись в наличии даже противогазы, меня порадовал. Значит, и всё остальное связанное с материально-техническим обеспечением у юнкеров хорошо. Командование не просто так направило их на операцию, лишь бы отделаться от великого князя, а обеспечило юнкеров всем необходимым, что обязаны были иметь бойцы во время современного боя. Поздоровавшись с юнкерами, я перед строем довёл задачу предстоящего рейда и то, что предстоит нейтрализовать хорошо подготовленную германцами роту финских егерей. Сказал и то, что юнкера совместно со спецгруппой великого князя являются резервом в предстоящей операции. Основную задачу по ликвидации егерей возьмёт на себя батальон латышских стрелков. После своей краткой речи я скомандовал «вольно» и пригласил командира юнкеров поручика Симонова на своеобразное совещание в кабине «роллс-ройса». В этом совещании принял участие и прапорщик Хватов. Водителя я выпроводил из салона, поручив ему охрану периметра вокруг места проведения совещания офицеров. Согласование действий спецгруппы и будущих прапорщиков продлилось до прибытия бронепоезда.
Командир бронепоезда капитан Овечкин уже знал, что поступает в распоряжение великого князя. И то, что бронепоезду предстоит принять участие в боевой операции, проводимой генерал-лейтенантом. Поэтому особо распинаться перед ним не пришлось. Пока прицеплялись к бронепоезду два пассажирских вагона для размещения юнкеров и бойцов спецгруппы, я довёл до капитана задачи бронепоезда и передал ему карту предстоящего театра боевых действий. В общем-то, капитану всё было понятно, но он меня сильно озадачил, заявив:
– Господин генерал-лейтенант, задача понятна, но вот как её выполнить, не ясно. На полигоне мы расстреляли практически все снаряды. На данный момент имеется 12 снарядов для трёхдюймовок и два для шестидюймовых пушек. Только химические снаряды имеются с избытком. Как прицепили к бронепоезду целый вагон с этим боеприпасом, так мы и таскаем его за собой. Хотя даже на полигоне не стреляли химическими бомбами. К тому же они предназначены только для шестидюймовых пушек. Требуется заехать на артсклад, загрузить снаряды и только после этого следовать к Выборгу, ровнять с землёй этот хутор с засевшими в нём германскими наймитами.
Озвученные капитаном причины невозможности немедленно следовать к хутору «Лосиный остров» ввели меня чуть ли не в шоковое состояние. Ещё бы, весь план горел синим пламенем. И, в общем-то, причины задержки были железобетонны – бронепоезд без боеприпасов это груда самодвижущегося железа, способная уничтожить егерей, только если те безропотно улягутся на рельсы. Мечущийся в бессильной ярости рассудок судорожно искал выход. Наконец, зацепившись за информацию, что в бронепоезде имеется в достаточном количестве химических снарядов, выдал свой вердикт: «Глушим гадов химией. Может быть, бомбы с ипритом даже лучше, чем шестидюймовые “чемоданы”, не настолько уж и смертоносные в условиях болотистой местности. А против иприта болото, впрочем, как и окопы, не спасет. У егерей, квартирующих на хуторе, наверняка нет противогазов. Вряд ли они оснащены лучше, чем те, которых сжёг Хватов в имении, а там никаких противогазов не было и в помине».
Решив, что ни в коем случае нельзя задерживаться в Петрограде и что вполне можно обойтись и химическими снарядами, я на всякий случай спросил у командира бронепоезда:
– Капитан, а хватит этих самых химических снарядов, чтобы уничтожить, допустим, двести егерей в болотистой местности?
– Да, имеющихся химических бомб хватит, чтобы отравить полк, засевший в укрепрайоне, лишь бы у противника не было современных противогазов.
– Тогда не будем терять времени и откладывать операцию. Вроде бы вагоны к бронепоезду прицепили. Давайте всё проверьте и командуйте отправление.
Капитан, козырнув, удалился выполнять поручение. А я наконец вздохнул – всё, кости брошены, теперь поздно что-либо менять. От всей этой нервотрёпки последних полутора суток меня даже повело, когда я встал, чтобы пойти проконтролировать, как выполняются мои распоряжения. Физических сил держаться уже не осталось, и я решил больше не насиловать организм, а дать ему возможность передохнуть. Я разговаривал с Овечкиным в единственном месте на бронепоезде, где можно было уединиться, – в его кабинете размером с купе, который одновременно являлся и кубриком капитана. По крайней мере, полка, на которой был постелен матрас, там была. У меня уже не было сил идти в спальный вагон, прицепленный к бронепоезду, где мой денщик наверняка уже подготовил купе для отдыха великого князя. Да и лёгкий ужин он наверняка уже приготовил. Но я чувствовал, что просто-напросто не дойду, сил уже не было – свалюсь, когда буду спускаться по довольно крутой лестнице бронепоезда. Вот будет позор. Весь наработанный мной имидж великого князя пойдёт насмарку. Думая так, я всё-таки поднялся, но сдвинулся только на один шаг, как раз до полки, на которой лежал матрас. Не раздеваясь, сняв только планшетку и ремень с кобурой, которые, еле дотянувшись, положил на стол, после чего, можно сказать, рухнул на спальное место Овечкина.
Отключился я качественно, хотя и почувствовал, что кто-то открывал дверь, но сил, чтобы посмотреть, кто это, не было. Сквозь сон почувствовал, что бронепоезд начал движение, но это только окончательно меня убаюкало. Пробудился сам, от того, что перестук колёс и покачивание прекратились. Открыл глаза и увидел, что уже светло, и мы стоим. А буквально через минуту дверь открылась, и появился капитан Овечкин. Он явно обрадовался, что застал меня сидящим и смотрящим в окно. Слегка заикаясь, он доложил:
– В-ваше высочество, д-двое к-казаков, в-видно н-недавно в-вышедшие из б-боя, т-требуют к-командира.
Стало понятно, капитан волновался – ведь до этого я не замечал, чтобы он заикался. Но услышав слова командира бронепоезда, я и сам заволновался. Ещё бы – казаки, недавно вышедшие из боя, и это вблизи места проведения операции. Надевая ремень с кобурой, я уточнил у Овечкина:
– Капитан, мы сейчас далеко от станции назначения?
– Никак нет! Пять вёрст осталось.
Услышав это, я тут же скомандовал:
– Пойдёмте, капитан, покажите мне этих казаков. И пошлите связного в прицепленные вагоны, передать мой приказ – пусть все выгружаются, а прапорщику Хватову выслать разведывательную группу в сторону станции, куда прибыл эшелон с латышскими стрелками.
Остановившие бронепоезд казаки находились уже в штабном бронеотсеке. Когда я их увидел, сердце тоскливо сжалось, одного казака я узнал. Молодой парень запомнился мне на построении, устроенном вахмистром, чтобы показать бойцов, отправляющихся на выполнение задания великого князя. Слишком непокорные у него были кудри – выбивались из-под фуражки. Сейчас на нём фуражки не было, а из блондина и щёголя, по понятиям этого времени, он превратился в ободранное чмо с волосами цвета свежего навоза. Тогда этот парень произвёл на меня впечатление светящейся в зеленовато-карих глазах, еле сдерживаемой энергией. Я даже спросил у вахмистра, как зовут этого удальца. Имя Сергей я запомнил. Товарищ Сергея был тоже без фуражки и без оружия, такой же грязный и оборванный. Непонятно, по какому признаку капитан сделал вывод, что казаки недавно вышли из боя. По их виду можно подумать, что они, находясь в запое, неделю шатались по лесу, периодически падая в грязные лужи, покрытые ряской. Но я знаю, что это не так, они только вчера отправились на операцию, и случилось что-то ужасное, если они в таком виде и рядом нет их вахмистра. Понятно, что операция пошла как-то не так и рейд казаков провалился. Чтобы выяснить этот главный для себя вопрос, я спросил:
