— Помогает отвлечься, — произнес он неожиданно для себя самого, словно в кои-то веки был искренним. Он и был искренним.
— От чего?
Он снова подумал, не рассказать ли ей о своих тревогах и тяжких думах, но вовремя прикусил язык. Не стоит рассказывать о сокровенном, когда общаешься с психами.
— Митчелл, ты все просрал. Прекрати убивать все живое вокруг, и тебе станет легче.
— У тебя нет дома? Тебе некуда пойти? — Он хотел проявить сочувствие, но даже ему самому показалось, что сказанное прозвучало как оскорбление.
— Да, я сейчас живу с матерью, но это не мой дом.
Она опустилась на колени, чтобы помочь ему вытащить кролика, превратившего его ловушку в посмешище. Митчелл смотрел на Китти и никак не мог понять, почему ему кажется, что эта хрупкая, грустная женщина может быть очень опасной.
— Знаешь что? — На этот раз Митчелл был искренне убежден, что помогает ей добрым советом. — Если ты перестанешь расхаживать всюду в чем мать родила и будешь хоть иногда одеваться, то станешь похожа на нормального человека.
Унесенная в страну фей
Исчезновение Нины обнаружилось лишь в семь утра, когда Джо принялся громко звать дочь, потому что опять потерял свою любимую перьевую ручку. Нина обладала невероятной способностью находить его ручку всегда, в любое время дня и ночи, о чем Лора слышала уже в сотый раз за этот отпуск. Всякий раз, когда Нина торжественно возвращала ручку своему голосившему отчаявшемуся отцу, он сжимал дочь в объятиях и вопил, драматично захлебываясь словами: «Спасибо, спасибо, спасибо». Часто на нескольких языках: польском, португальском, итальянском. Вчера это было: «Danke, danke, danke».
Никто не мог даже представить, что Джо будет орать на весь дом и звать Нину, чтобы та нашла его ручку, в такую несусветную рань, но именно так все и было, и Нина не пришла на зов. Изабель вошла в комнату дочери и обнаружила, что двери балкона распахнуты настежь. Она сорвала одеяло с кровати, но Нины в постели не оказалось, а простыня была испачкана кровью. Услышав рыдания Изабель, в комнату ворвалась Лора. Ее подруга стояла с потерянным видом, указывая на кровать, и издавала какие-то странные хриплые звуки. Она была бледной, мертвенно-белой, сквозь ее сдавленные рыдания прорывались слова, но Лора так и не разобрала, что она говорит. «Гости», «кости», «винегрет», «ее нет». Какой-то бессмысленный набор.
Лора предложила поискать Нину в саду и чуть ли не за руку вывела Изабель из комнаты. Мелкие птички подлетали к бассейну с тихой зеленоватой водой, чтобы попить. В синем кресле Митчелла лежала забытая со вчерашнего дня коробка с вишней в шоколаде. Конфеты растаяли, коробка кишела муравьями. На холщовых шезлонгах валялись два мокрых пляжных полотенца. Между шезлонгами, словно прерванный разговор, стоял старый деревянный стул, который Изабель притащила из дома для Китти Финч. Под стулом лежала перьевая ручка Джо.
Это было заново скомпонованное пространство вчерашнего дня. Они прошли сквозь полосу кипарисов и вышли в засохший садик. Дождя не было несколько месяцев, а Юрген забывал поливать растения. Жимолость умирала, земля под бурой травой спеклась и растрескалась. Под самой высокой сосной Лора увидела мокрый Нинин купальник, лежавший на толстом ковре из сосновых иголок. Наклонившись, чтобы его поднять, даже она не удержалась от мысли, что красные вишни на ткани напоминают пятна крови. Она вытащила из кармана маленький калькулятор, который они с Митчеллом взяли с собой, чтобы вести учет расходов.
— С Ниной все хорошо, Изабель. — Лора провела пальцем по кнопкам, словно знакомые цифры и символы, m+ и m—, знак умножения и десятичная запятая, могли вызвать Нину сюда, целую и невредимую. — Она, наверное, пошла прогуляться. Ей четырнадцать лет, Изабель. С ней ничего не случится. Ее никто не… — Она чуть было не ляпнула «не убьет», но вовремя прикусила язык и собралась сказать: «Не унесет в страну фей».
Но она не закончила фразу, потому что Изабель сорвалась с места и умчалась так рьяно и быстро, что кипарисы потом дрожали еще пару минут. Наблюдая за этим сумбуром деревьев, Лора подумала, что их словно выбило из равновесия и теперь они даже не знают, как обрести прежнюю форму.
Дочки-матери
В гостевой комнате было темно, жарко и душно: окна закрыты, шторы плотно задернуты. Пара рваных заношенных сланцев валялась на куче засыхающей сорной травы на полу. Рыжие локоны Китти струились по комковатой подушке в грязных разводах, руки в россыпи мелких веснушек обнимали Нину, которая лежала на боку, прижимая к груди плюшевого кролика — словно цепляясь за последнюю ниточку, связывающую ее с детством. Изабель знала, что Нина не спит, а лишь притворяется спящей под простыней, подозрительно напоминающей накрахмаленную белую скатерть. Или белый саван.
— Нина, вставай.
Голос Изабель прозвучал резче, чем хотелось бы ей самой.
Китти открыла глаза и прошептала:
— Ночью у Нины начались месячные, и она пришла спать ко мне.
Двум сонным девочкам было хорошо и спокойно в объятиях друг друга. Изабель заметила на полке книги: пять-шесть изрядно потрепанных томиков, все — сборники стихов ее мужа. Две бледно-розовые розы стояли в стакане с водой на тумбочке у кровати. Розы, которые могли быть срезаны только в саду Маделин Шеридан, разбитом в память об Англии здесь, во Франции.
Изабель вспомнилось странное замечание Китти в их вчерашнем утреннем разговоре после совместного заплыва в бассейне: «Поэзия Джо представляется мне разговором лично со мной». Какие у Китти Финч могут быть разговоры с ее мужем? Надо ли растолкать дочку и увести ее из этой комнаты, где жарко, как в парнике? Очевидно, Китти специально удерживает тепло для согрева растений. Она создала себе маленький, жаркий, хаотичный мирок, наполненный книгами, фруктами и цветами, крошечное независимое государство на гостевой вилле, где на стенах развешены репродукции Матисса и Пикассо, криво вставленные в самодельные рамы. Два пушистых шмеля ползали по желтым шторам в поисках открытого окна. Шкаф был открыт, в его темных глубинах белела короткая накидка из перьев. Худенькая, стройная и красивая, в драных сланцах и вылинявших летних платьях, Китти Финч везде чувствовала себя как дома. Изабель так и стояла в растерянности, не зная, что делать. Надо ли ей настоять, чтобы Нина поднялась с постели и вернулась наверх в свою одинокую чистую комнату? Если вырвать ее из рук Китти, это будет жестоко. Изабель склонилась над дочкой и поцеловала ее в темную бровь, которая легонько подергивалась.
— Когда проснешься, приходи завтракать.
Нина лежала, крепко зажмурившись. Изабель вышла, закрыв за собой дверь.
Она вошла в кухню и сказала Йозефу и Лоре, что Нина спит с Китти.
— Ага. Я так и думал.
Ее муж почесал в затылке и пошел забирать свою ручку, которая, как сообщила ему Лора, лежала «под Киттиным стулом». Он накинул на голые плечи белую наволочку и стал похож на самопровозглашенного святого. Джо закрывал плечи, чтобы не обгореть на солнце, когда он работает в саду, но Лору это все равно жутко бесило. Когда она выглянула в окно, Джо хмуро разглядывал золотое перо, словно оно повредилось. Лора открыла холодильник. Митчелл попросил достать кусок зачерствевшего сыра, чтобы положить его в мышеловку. Это будет приманка для крысы, которую он сегодня ночью видел в кухне. Крыса погрызла палку салями, висевшую на крюке над раковиной. Колбасу пришлось выкинуть. Митчелл не столько побрезговал, сколько взъярился. Его возмутило, что какой-то вонючий грызун портит продукты, которые он покупает на свои кровные деньги, нажитые непосильным трудом. Он воспринял это как личное оскорбление, словно крысы медленно, но верно проедали дыру в его кошельке.
