Руслан растолкал Изю:
– Я не понял?! Это чо за срань?
– Тут язычники тусили, – отмахнулся Изя. – Пиздели, что древнее капище.
– И какого хера ты испортил русский Стоунхендж? – Руслану захотелось взаправду убить жида, который так цинично попрал святыню.
– Они бетонные, – зевнул Изя. – Тут строили коровник.
Руслан сделал вид, что не расслышал, и потащил в дом ящик с инструментами.
Немного подумав, он снова разбудил Изю:
– И че, может, они коровник построили на месте древнего капища? Для Исусовых рабов и коммуняк ничего святого нет.
– И че, древние славяне умели бетон делать?
– Может, и умели, – загадочно улыбнулся славянин.
Руслан долго носил вещи в дом, потом они устанавливали дверь и курили на крыльце, заляпанные монтажной пеной.
– Если батя за тачку запиздит, пустишь пожить? – спросил Руслан.
– Пущу, – ответил Изя. – Будешь мне тапочки в шаббат приносить.
Они закурили еще по одной, слушая шум ветра в верхушках кедров и свист утиных крыльев над водой.
– Но ты не думай, я тебя ненавижу так же сильно, как раньше, – сплюнул Руслан.
– Я тебя тоже, – сплюнул Изя.
И так они сидели до самых сумерек, так росла и крепла между ними взаимная ненависть.
– Кстати, не называй меня гоем. Гой – это по-нашему «хуй», – сказал славянин.
– Это одно и то же, – ответил еврей.
Копейка
И стали Ицхак с Лютобором в языческом капище жить да поживать да папину дачку достраивать. И все у них было как в пацанской сказке про бойцовский клуб. Изя украл для ритуалов сюртук и цилиндр из театральной костюмерной, а Руслан дрался в расшитой поддевке. Поддевку Руслан откопал в мамином шкафу. Только подходящих брюк враги не нашли, поэтому носили джинсы.
Жид и гой били друг другу морды, вечерами Ицхак пытался готовить национальные еврейские блюда, а Лютобор ничего не делал.
В доме становилось все холоднее.
Лютобор считал, что борцу с системой нахуй не нужен буржуазный комфорт. Лучше жить в трущобе, чем на мещанской вилле с гребаным бассейном и фонтанчиком в саду. Так что наоборот надо все еще больше раскурочить, вырубить стеклопакеты и забить окна фанерой. Все древние славяне жили почти без света, а евреи вообще ночевали в шатрах. Он три дня читал лекции о вреде консюмеризма, но десятого октября замерзла вода.
Ицхак изрыгал страшные жидовские проклятья. Злые аггелы трубили в верхушках кедров, Гавриил потрясал огненным мечом, а в озере зелеными руками гнала волну Лилит. Над Асгардом Ирийским прошел мощный антициклон. Лютобор провел обряд очищения, и вода оттаяла.
Ицхак размахивал монтажным пистолетом и орал, чтобы Лютобор ставил утеплитель.
– Вера – лучший утеплитель, – учил его Лютобор. – Будь верен Природе, Правде и своему Естеству. Пусть тебя греют Мудрость, Отвага и Дерзость, тогда ты сам станешь подобен Богу и тебе не понадобится сраный утеплитель.
Ицхак отвечал, что он татарский дебил, который поклоняется кусту и вылетит из хаты на раз-два-три. Отношения Лютобора с папой-слесарем складывались еще хуже, так что на фундаменте появился пенопласт, а стены с внутренней стороны оделись толстой стекловатой.
– Арбайтен, – приговаривал Ицхак, листая «Иврит для начинающих».
Папа Руслана два раза прорывался на факультет, но его гнали вахтерши. Они интуитивно не доверяли этому рослому бородатому мужчине в пуховом армяке.
Борода Велеслава Эриковича побелела от горя: единственный сын пошел не на физфак, а на факультет педофилии и медиапроституций. Сын появлялся дома с синяками и нес чушь, в шкафу отпрыска появилась книга Зогар, на люстре висела звезда Давида. Сын рассказывал матери о кознях жидов и часто упоминал, что у них на факультете «есть один такой». Первого октября сын угнал отцовский ВАЗ-2101 и дома с тех пор не появлялся. Четвертого ноября Руслан был арестован за публичную драку с евреем. Вместе с евреем он был доставлен в опорный пункт милиции, а затем отпущен. Ясные очи Камиллы Залиевны опухли от горя.
– Такие, как он, дискредитируют русский марш, – говорил Велеслав Эрикович.
– Это все твои дебильные пляски у костра, – причитала Камилла Залиевна. – Еще рубахи дурацкие заставил вышивать, у меня от них зрение упало на единицу.
– Не говори ерунды, Мила, – отвечал Велеслав Эрикович. – Это не пляски у костра, а древние обычаи моего народа, они помогают нам помнить корни и сохранять славянскую общность.
– Вырастил фашиста, – всхлипывала Камилла Залиевна. – И сам такой же фашист.
А муж ворчал в бороду:
– Ничего другого от татарки я не ожидал.
Солнечным утром в начале ноября Изя и Руслан сидели на лекции по античной литературе. Лектор рассказывал о Марциале.
Руслан порывался его поправить, но Изя зажимал врагу рот. За задней партой велась безмолвная борьба, толстые подошвы ботинок елозили по полу да поскрипывал стул.
– В восьмидесятом году выходит первый сборник эпиграмм Марциала, посвященный торжественному открытию амфитеатра Флавиев, – диктовал лектор.
– И что это такое? – выкрикнул Руслан. – В смысле, что за шняга этот амфитеатр? Будьте любезны объяснить.
– Сейчас его называют Колоссео, то есть Колизей, – ласково сказал преподаватель. – Руся, прошу вас, не надо вскакивать с места и бегать по аудитории, как на прошлой неделе.
– Хуля мне не бегать? – Руслан вскочил. – Третий месяц нам шнягу гонят! Не выйдет!
Преподаватель одернул вельветовый блейзер и нервно пригладил волосы. Руслан влез на кафедру.
Студентки исподлобья смотрели на однокурсника. Лесбиянка Ксюша поигрывала длинным зонтом. Лектор уперся спиной в доску и скрестил руки на груди, дальше отступать было некуда:
– Ну, что на этот раз?
– А то, – надулся от важности Руслан. – Настоящий Колизей находится в Стамбуле. А в так называемом Древнем Риме сраный римский папа построил поддельный Колизей. Сраные христиане ничего своего не создали, а только передрали достижения язычников.
– Ты дебил, – сказала лесбиянка Ксюша. – Я сама была в Риме и видела Колизей, а ты нигде не был и ничего не видел, потому что папа твой – алкаш, а сам ты шизик и нищеброд.
– Лучше нищеброд, чем пиздолиз, – ответил Руслан. – Что, кобла, нечем крыть?
– Я те покрою! – Ксюша замахнулась зонтиком. – Я тя щас так покрою, неделю будешь враскоряку ходить. Ты, блять, лекции конспектируй, а не хуйню читай, тебя опять отчислят нахуй, и будешь параши на раёне выгребать.
– Типичный дискурс неудовлетворенной бабы, – кивнул Руслан. – Никакой аргументации, одни злобные восклицания и дешевые понты.
