– До Каракорума еще три дневных перехода. Если ты загонишь еще одного коня, ты не поспеешь туда раньше. Я часто повторял тебе – тот, кто не спешит, всегда приходит первым.
– Ты повторял это слишком часто! – раздраженно перебил его царевич. – Если тысячу раз повторять «халва, халва», во рту не станет слаще! Лучше скажи мне, Сучен, что сделать, чтобы получить себе большой кусок отцовского пирога?
Три дня назад царевич получил известие о смерти своего отца, великого хана. Царевич осаждал небольшой город в земле кипчаков, взбунтовавшийся против власти императора, он был уже близок к победе, но, когда к нему явился гонец, оставил армию на командира тумена и с ближними людьми помчался в столицу, в Каракорум.
После смерти великого государя все его сыновья, все чингизиды, должны были собраться на совет, чтобы решить, кому достанется власть в главной орде, какие улусы получат остальные.
– Как получить большой кусок? – повторил Сучен, придерживая лошадь.
Царевич прислушался к нему и тоже натянул поводья.
– Ты – один из младших сыновей Тэмуджина, – рассуждал Сучен, зорко вглядываясь в вечереющую степь. – Ты – сын не от жены, а от одной из наложниц.
– Скажи мне что-то, чего я не знаю! – резко оборвал его юноша. – Или молчи и возвращайся к остальным!
– Не перебивай меня, царевич! Я много раз говорил тебе – тот, кто умеет слушать, добивается большего, чем тот, кто умеет говорить.
– Говорил, говорил! – скривился царевич. – Ты всегда слишком много говоришь!
– Да, ты знаешь, что среди чингизидов положение твое не самое высокое и вряд ли тебе выделят большой улус. Но знаешь ли ты о венце своего отца, о венце Чингисхана?
– Это еще что такое? – Царевич с интересом взглянул на своего спутника.
– Это древний венец, который твой отец получил в молодости, когда он был в твоих летах. Этот венец выковали древние мастера, и он дарует своему хозяину огромную власть. Если тебе удастся его получить, все может перемениться, и старшим братьям придется считаться с тобой.
– Так сделай так, чтобы это случилось! Достань для меня этот венец, Сучен!
– Твой отец хранил этот венец как зеницу ока. Теперь, после его смерти, сокровища Тэмуджина оберегает его кравчий Арды-нойон. Но доверенный слуга нойона, Джелинай, – перс. Знаешь ли ты его, царевич?
– Еще бы мне его не знать! – Глаза юноши заблестели. – Джелинай – брат моей матери!
– Совершенно верно, царевич! Значит, когда мы приедем в Каракорум, ты отправишься на совет чингизидов, а я встречусь с Джелинаем…
В магазине наступила тишина.
Я встряхнула головой, прогоняя странное оцепенение, простилась с Летицией и вышла на улицу.
И почти сразу увидела подходящую маршрутку, которая довезла меня почти до самого дома.
Входя в квартиру, я услышала крики и шум, доносящиеся из комнаты Павла Васильевича. Бросив в прихожей пакет с занавесками, подбежала к двери, открыла ее…
В комнате больного царил разгром, как будто здесь только что побывали грабители. На полу грудами валялись книги, гравюры в металлических рамках, безделушки, которые прежде красовались на полках. Посреди комнаты стояла Августа Васильевна, она трясла старинную книгу, которую держала за корешок, и кричала визгливым, истеричным голосом:
– Скотина! Мерзавец! Негодяй! Если ты не отдашь мне это – я превращу твою жизнь в ад!
Павел Васильевич сидел в своем кресле, в глазах его были ужас и беспомощность. Увидев меня, он широко открыл глаза, губы его затряслись, словно он пытался что-то сказать. Августа подскочила к нему, схватила за воротник рубашки, встряхнула:
– Что ты пялишься, урод? Я и так слишком долго терпела твои капризы! Я отдала тебе столько лет своей жизни! Сволочь, ты должен меня обеспечить!
– Что здесь происходит?! – воскликнула я.
Августа развернулась, увидела меня и позеленела от злости.
– А ты что здесь делаешь, дрянь? Подглядываешь? Подслушиваешь? Немедленно убирайся из моего дома!
– И не подумаю! – Я смотрела ей прямо в глаза, мной овладело холодное бешенство. – Я не позволю вам издеваться над больным человеком! Это вообще не ваша квартира, а его, а вы здесь на птичьих правах! Я вызову милицию или… или органы социальной опеки, расскажу им, как вы злоупотребляете своим положением, мучаете беспомощного инвалида!
– Что?! – Она истерически расхохоталась. – Да не смеши мои тапочки! Органы опеки? Они у меня вот где! – Она похлопала по карману. – И вообще, кто тебя станет слушать? Ты никто и звать тебя никак! Я тебя сама наняла по глупости, сама тебя и выгоню! Чтобы через пять минут тебя здесь не было!
Я хотела уйти, но тут перехватила взгляд Павла Васильевича.
В нем была мольба, мольба и надежда.
– Немедленно убирайся! – повторила Августа.
Ну нет, не могла я ей уступить! Не могла оставить в ее власти беспомощного человека! Те часы, которые я провела рядом с ним, читая ему книгу или просто молча, связали меня с Павлом Васильевичем крепкими узами, и теперь я чувствовала ответственность за него.
– Убирайся! – Августа схватила подвернувшуюся под руку статуэтку, бросила в меня. Она промахнулась, статуэтка попала в дверь и разлетелась на части.
И тут меня осенило.
Я скромно опустила глаза, понизила голос и проговорила самым невинным тоном:
– Хорошо, Августа Васильевна, я уйду. И расскажу в милиции о том человеке…
– О каком еще человеке? – подозрительно переспросила она.
– О слепом. О незрячем человеке с длинными черными волосами… об Алоизе!
В глазах ее вспыхнул страх. Она попятилась, опустила руки и проговорила неуверенно:
– Откуда… откуда ты про него знаешь?
Ага! Я стреляла наугад – и попала в яблочко!
Значит, Августа послала меня в ту химчистку по приказу Алоиза… Я только что догадалась об этом – и она сама подтвердила эту догадку! Теперь нужно только развить успех…
– А вы знаете, кто этот человек? – проговорила я многозначительно.
Августа молчала, в глазах ее была растерянность.
– Это преступник, международный террорист! – вдохновенно врала я. – Его разыскивает полиция двадцати стран! Ну, и у нас он, разумеется, в розыске. Так что если кто-то узнает, что вы с ним связаны, – пойдете на зону за соучастие! Знаете, каково жить на зоне особого режима?
Августа еще сильнее побледнела, закрыла руками лицо и выбежала из комнаты.
А я принялась наводить порядок после учиненного ею разгрома – поднимала с пола и расставляла по местам книги и статуэтки, развешивала гравюры…
В последнее время я сделала открытие, что уборка и наведение порядка обладают замечательным успокаивающим действием, а мне после стычки с Августой не мешало бы успокоиться.
