А мне вот просто кричали:
— Дед, пиво будешь? Да не, не ты, вон тот дед, что с рыбой стоит!
Мне отчество не нужно.
Мне вот медсестра говорит: „Дедушка, давай в процедурную“ — я и доволен».
Он говорит: «Много лет назад я попал в лес вместе с компанией сверстников. Мы пошли в поход, был у нас и руководитель, да вот беда — оказался он сумасшедшим. Причём это не сразу выяснилось. В городе он был — ничего так, представительный, а вот в лесу вдруг стал пугаться каждой треснувшей ветки, вжимал голову в плечи, дрожал… А потом вовсе убежал в чащу. Ну, его ловили, поймали и отвезли в казённый дом. Мы оказались на несколько дней предоставлены сами себе, причём, кроме палаток у нас никакого снаряжения не было, начальник наш ещё дома уже витал в своих облаках сознания, и нас ни о чём не предупредил. Места были не то, что глухие, но мобильных телефонов тогда не было, погода стояла дождливая, и вот тут со мной случилось превращение. Товарищи мои промокли под дождичком и дрожали, пока я разжигал костёр. Потом я нашёл жестянку, отмыл её, приделал ручки, подвесил над костерком, заварил чаю и с брезгливостью оглядел мокрых спутников. Я очень хорошо помню это чувство — вот я такой, а они — такие.
А кто мы были? Обычные советские школьники. Комсомольцы, кстати. Тогда в комсомол с четырнадцати лет принимали.
Ты понимаешь, дорогой товарищ, дело-то в другом было — государство всем нас тогда обеспечивало — ну, дурно, плохо, но обеспечивало. Это потом оно вдруг замахало руками убежало куда-то в лес.
А, вот ещё — тогда была одна повесть, по ней потом фильм сняли. Там герой пришёл к мажорам на вечеринку, и девочки там такие расфуфыренные, и джинсы эти… Ты ведь не понимаешь, что такое джинсы были. По телевизору показывали комедийный спектакль, и там знаменитый актёр говорил: „Настоящий ковбой не будет покупать джинсы за сто рублей. Он застрелит спекулянта“. Но на вечеринке были мальчики в джинсах и всё такое. И вот герой там притворился, что сидел. „Сидел“ среди мажоров было ново, и все на него стали смотреть.
И тогда, в сыром лесу, я видел, что на меня смотрят, и я крутой.
Потом-то я видел много сидельцев, ничего в них такого не было — попадались и мажоры: по двести шестой, по сто семнадцатой, и по другим статьям. Те, кого папы не сумели отмазать. У меня такой одноклассник был — стал первым кооператором. Варёнкой торговал, джинсами этими варёными.
Его и застрелили какие-то ковбои, которым он не оказал должного уважения.
А когда он был ещё жив, то я как-то отправился с ним на день рождения.
Тогда много было странных вещей. Вот консервная банка в лесу — вещь простая, а вот тонкие сигареты — вещь была необычная, со множеством смыслов. Или вот напитки из „Берёзки“. Магазин такой… А, ну ты знаешь. Но напитки из „Берёзки“ это были не просто напитки — это сейчас они в любом сельпо, а тогда всякую некруглую бутылку в горку ставили, среди хрусталя берегли.
Приятель мой был с электронным синтезатором наперевес — он ещё и левые концерты давал. Синтезатор был похож на огромную гладильную доску. Знаешь, что такое рубель? Ладно. И приятель бормотал, оправдываясь: „Зачем мне большой инструмент — я пользуюсь портативным — вдруг какая-нибудь фраза придёт мне в голову, когда я буду в машине…“
Я тогда очень хотел понравиться этому жулику. Люди простых вещей всегда хотят понравиться тем, кто обладает вещами сложными.
Всё потому что меня окружали простые вещи, тушёнка, а за спиной — работа на пилораме. Это другое время было, тогда уж не похвастаешься тем, что у тебя зеки работали. И мы поехали по ночному городу, приятель мой хвастался тем, что в метро не ездит и стрельнул у меня пятак. Поезд нёс нас под аккомпанемент синтезатора, гулко отдающегося на пустых станциях. Мы смотрели какую-то унылую порнуху на вокзале — тогда были такие самопальные кинотеатры с телевизором вместо экрана. Под утро одноклассник упал в какую-то щель чужой квартире и тут же уснул. А я курил чужие, сидя на кухне.
Утром, знаешь, такой щебет летом — это птицы отрываются, потому что днём их никто слушать не будет.
Вдруг вышла девка похмельная и уставилась на меня, как на милиционера.
Тоже, видать, чужая была в этом доме. Я тогда представил себе, как я её накормлю, а она мне скажет, такая:
— Не будешь возражать, если я буду курить в постели?
Потому что я хороший, я лучше, лучше всех, и могу разжечь костёр и завтрак сделать.
Да пропала эта девка где-то в коридоре, и время это утекло по трубам.
Не нужно разжигать теперь костёр с одной спички — разве, с одной зажигалки. И завтраки другие стали, многому я ещё потом научился, но много чего я упустил в жизни, пока не понял, что нужно быть не лучше всех, а надобно быть на своём месте».
Он говорит: «А я физруком в школе работал. А физрук по школе известно как ходит — в спортивном костюме. Во всех старых фильмах, как увидишь человека в олимпийке, так значит, физрук.
Мне ещё старые друзья по сборной всё время эти костюмы, да кроссовки подгоняли, на это я денег не жалел. Джинсов у меня сроду не было, а вот кроссовки были. Как у нас школьники говорили „Кто имеет `Адидас`, тому любая баба даст“. Ну. Не без этого.
Но тогда ведь что главное было — чтоб никто не убился. Как у тебя школьники бегают — неважно, всё равно все бегают плохо. Нужно просто отобрать нескольких, что и так в секциях занимаются, и отправлять их на соревнования. Сейчас не знаю, как с этим, а тогда это вполне работало. А потом пришли новые времена, и все начали в спортивных штанах ходить.
У меня даже несколько конфузов вышло. Меня все принимали за бандита средней руки, и никто — за человека с потугами на интеллектуальность.
Как-то я встретился с одной супружеской парой, что из Лондона прилетела, они там по линии Совфрахта сидели. Их и не узнать — когда мы все в институте учились, то они выглядели бедновато, а тут в своих английских костюмах, что он, что она. Ну и я… Пришли ко мне в школу, а у меня, как на грех, только спортивный костюм. Да и с деньгами стало не так, чтобы очень.
Всё равно, пошли в ресторан. Друзья кричат, что они угощают.
Пришли. И вот официант разбегается, и, минуя этих британцев, подбегает ко мне:
— Что ваши друзья будут пить?
Так вот всегда, и инкунабулу со счётом тоже всегда мне несут. Со всеми вытекающими из кармана последствиями.
Друзья мне под столом стали деньги совать, а сами стали с уважением смотреть.
Но потом всё вернулось на круги своя.
Теперь, как выбежишь из школы в магазинчик неподалёку, так на всякий случай паспорт берёшь. Тех, кто в спортивных штанах, чаще проверяют.
Но я всё равно доволен — за сорок лет ни разу галстук не надевал.
Ни разу.
Как для кого, а для меня это достижение».
