Книга Радости Рая, страница 73. Автор книги Анатолий Ким

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Радости Рая»

Cтраница 73
Девочка Марико, эй!
Девочка Марико!
Кто тебе купил бусы
из красного граната?
Дядя Арчил купил тебе бусы
из красного граната.
Девочка Марико!

Второй элемент предполагал Бога чем-то вроде дяди Арчила, который почему-то, по какой-то неизвестной причине взял да и купил девочке Марико гранатовые бусы. Но мне этот дядя Арчил чем-то не понравился, сам даже не знал я, почему, — что-то было не очень чистое и ясное в его щедрости. Взял да и купил девочке Марико гранатовые бусы. Этот дядя Арчил представлялся мне толстым лысым кавказцем с волосатой грудью и животом, выпирающим из-под распахнутой клетчатой рубахи-ковбойки.

Первый же элемент Бога мне тоже не нравился. Но Брахма, вызывавший жуткий, бесконечный страх своим преимуществом в силе и могуществе, был вполне ясен, по крайней мере, и искренен в своем свирепом равнодушии ко всем своим тварям, чье существование сходно с одним дуновением ветра. Не то что этот дядя Арчил, якобы купивший гранатовые бусы девочке Марико, которая, наверное, даже сама не успела заметить свое существование-дуновение на этом свете, — а тут какие-то там гранатовые бусы.

Итак, расщепленная на два элемента, идея Бога для человечества разваливалась на две половинки, каждая из которых не хотела знать другую. Брахма грозил бесконечными, повторяемыми муками и свирепыми пытками на колесе сансары, а дядя Арчил зачем-то врал, что купил гранатовые бусы девочке Марико, хотя на самом деле не делал этого. Угрозы с одной стороны и пустые посулы с другой — все это, предлагаемое мне взамен полной бессмысленности моей экзистенции, отвратили меня в конце концов от всяческих религий, общее имя которым — балалайка.

Итак, сидя на вершине снежной горы, под сенью облака Гурымтунгр, я не играл ни на одной балалайке. И тогда меня постепенно перестало волновать всякое движение на земле, над которой медленно продвигались, по направлению к вечности, огромные Гурымтунгры.

Ветер
Обшаривает земли шар,
не спеша
плывут облака на этом свете.
Ищут
покоя и насыщения
без суеты и смущения —
Ибо вечность им в пищу.

Все это значило, что меня не было среди тех индусов по берегам Ганга, которые истово хлопотали над тем, чтобы сжечь на пылающих дровах еще один новый труп и потом пустить жирный пепел по течению священной реки. А ночью счастливые дети Индры и Шивы, усердно возясь под облупленной стеною на соломенных циновках, выполняя инструкции Камасутры, осуществляли волю своих богов и размножались, подобно кроликам или обезьянам.

Нет, меня не было среди них, я не подвизался и в числе адептов зловонной смерти на Аляске, на Чукотке, не таскал трупы родичей на помосты из жердей, чтобы их с удобством расклевали морские орланы и юконские вороны. Мертвые хоронили мертвых, а я не подыгрывал им на балалайке. Я сидел на вершине горы в Гималаях, и снег не таял подо мной. Позади, за моей спиной, маячили в пустом темном лазуритовом небе две белые сахарные головы раздвоенной вершины восьмитысячника, а прямо передо мною, за карнизом ледяного выступа, на котором я восседал, был рыхлый провал воздуха глубиной в восемь километров, на дне которого еле просматривалась маленькая жизнь земных человечков.

Они невидимо и мучительно отбывали на земле эту свою маленькую экспериментальную жизнь, посвященную грядущему невероятно высокому совершенству разумных существ, мало чем похожих на нас, бедных. Все, чего я достиг на сей кусочек вечности, — это сидеть на заднице среди снегов гималайских, не испытывать при этом мучений, не питаться чужими жизнями ради своей жизни, не плакать от горя, хороня родных, не молиться тысячам богов и не считать своих и чужих денег, — я достиг состояния нирваны. Если начинала меня томить жажда, духовная или телесная, я протягивал руку, хватал комочек снега, скатывал в снежок и закладывал себе в рот.

Радости рая не стоило искать вдалеке от рая. Мы всегда были в раю, и радости наши были бесконечны. Но что значило всегда? Это значило — везде, всюду, беспредельно, безраздельно, вверху и внизу, внутри и снаружи, в прыжке молнии, верхом на радуге, у кита во чреве, на кончике иглы, в первом полете бабочки, в честном бою витязей, на горе Арарат, вблизи рассвета, на краю пропасти, перед заходом солнца, под шелест блистающих звезд, под тихую музыку сфер — сверкнув жизнью по коридору Хлиппер, каждый из нас обрел лучистое состояние через волнение радостей рая.

Радость была вначале, потом был рай. Я искал, стало быть, путь к вселенной рая, а сам блуждал на далеких подступах к нему. И на перепутье мне явилась шестикрылая Серафима с ивовой корзиною в руке, полной чудесных белых грибов. Таким образом, еще в самом начале пути, я уже нашел радости рая в беспорочной белизне грибных срезов на ножках. Их высыпало много, белых грибов, в просветленной сквозной березовой роще, поросшей мелкой травой-муравой. Радостей рая оказалось так много — штук сто самых отборных тяжелых грибов. Серафима не смогла поднять в воздух тяжелую корзину, несмотря на то, что изо всех сил махала, стоя на месте, всеми своими шестью ангельскими крылами, словно вертолет винтами.

Я увидел ее радостные мучения со своих горних Гималаев и послал к ней одного из своих ангелов-хранителей, бесполезно топтавшихся в снегу рядом со мной, чтобы он помог Серафиме отнести тяжелую корзину с грибами до деревни. Но оказалось, что издали, с вершин Гималаев, я перепутал и принял за Серафиму Михайловну ее шестикрылого небесного покровителя. Бедная подслеповатая старуха, найдя столько белых грибов на одной полянке, сошла с ума и принялась отплясывать замысловатый танец, что-то среднее между деревенской кадрилью и кавказской лезгинкой. Ее покровитель и хранитель, шестикрылый серафим, воздел вверх все свои шесть крыльев и, стоя напротив, тоже стал отплясывать, тем самым отвлекая старуху и забирая на себя часть ее грибного безумия. С тем и застал их мой посланец. Далее последовало знакомство моего ангела-хранителя Сергия с шестикрылым серафимом Михайловым-Немятовским, ангелом-покровителем Серафимы Михайловны — и завязалась их небесная неторопливая дружба на две вечности. Но это уже другая история.

Почему, думаете, всегда смотрелась столь добродушной и постоянной связь небесных тел, ярко видимых над ночной землей? Да потому что вся видимая Вселенная состояла из таких вот добродушных и веселых звездных дружб, коим не угрожали ни раннее расставание, ни поздняя смерть, ни окончательное разочарованье. Дружба и веселие звезд составляли радости рая, а мы всегда были окружены ими, и незачем было нам бегать по вечностям в их поиске. Они были повсюду, под каждым кустиком, в густой пониклой осенней траве — ушастые грузди, резко белые среди темного буро-зеленого камуфляжа лесной подстилки. К осени белых грибов поубавилось, зато пошли в изобилии настоящие белые грузди, со слизью на шляпке гриба, существа не менее знатные в своем звездном происхождении, чем белые грибы. Если оные своей дородностью и белизной плоти намекали о родственных отношениях с Сириусом, то классические грузди были гораздо выше: множественностью, туманной белизной, горько-молочным соком своим грузди заявляли свое происхождение напрямик от Млечного Пути, что было (узнали мы при жизни) видимой боковой стороной одной из галактик небольшого Эфирного Острова. Мы с Серафимой Михайловной, в сопровождении наших ангелов-хранителей, встретились в осеннем лесу, в самом начале сентября, и, неспешно расхаживая в лесу, всласть наломали груздей, по полной большой корзине, называемой по-деревенски кошелкой. Должно быть, назад в деревню кошелки несли наши ангелы-хранители, ибо для сил наших телесных в той жизни, в том лесу, переполненные груздями корзины были неподъемны.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация