– Мне? А что она могла мне сказать?
– Извините, мадам.
На лестнице ему встретилась малышка Лу.
– Она у мясника, – шепотом сказала она, не глядя на Тео. – Я видела, как он помогал ей нести вещи. Шесть чемоданов, мсье. Он дважды возвращался за вещами, а она пряталась в кафе.
– Пряталась?
– Пряталась, мсье, – твердо повторила Лу, на этот раз смело посмотрев ему в глаза. – Как воровка. Как распоследняя тварь.
– Спасибо, Лу.
Он надел пальто, сунул в карман револьвер – час был поздний – и вышел на улицу.
На улице не было ни души. Горели редкие синюшные фонари. Со стороны площади Абесс доносился скрежет каких-то механизмов: там строилась станция метро, о которой много писали в газетах. Где-то вдали лаяли собаки. В те годы жители Холма держали около шести тысяч собак – Монмартр все еще считался деревней, где жить было небезопасно.
Тео пришлось долго стучать, прежде чем наверху отворилось маленькое окно и испуганный голос мясника спросил, что ему нужно.
– Я хочу поговорить с Крикри.
– Я собирался спать…
– Мне нужны не вы, мсье, а Крикри.
Ему пришлось подождать, пока мясник – Тео вспомнил, что его звали Полем, – открыл дверь. Поль был явно смущен и растерян, хотя и пытался выглядеть спокойным. Увалень. Тюфяк. Подкаблучник. Брибри. Он молча проводил Тео в гостиную, где их ждала Крикри, одетая вполне по-домашнему, в халате с открытой грудью, но, черт возьми, в шляпке. Она сидела на стуле прямо, со вздернутым подбородком. Лицо ее было скрыто вуалью.
– Не хотите ли рюмочку ликера? – смущенно спросил мясник.
– Благодарю, – отказался Тео. – Крикри, верни кресты и каску.
– Каску? – Мясник с удивлением посмотрел на Крикри.
– Я не знаю ни про какие ваши каски, – надменно проговорила она из-под вуали. – Ни про какие кресты.
– Боже мой, ma biche, какая каска? – спросил мясник.
– Моя каска, – сказал Тео. – С орлом. И четыре креста. С бронзовой пальмой, с серебряной звездой и еще два Георгия. Это военные награды. Они дороги мне, Крикри.
– Мы не брали у вас никаких крестов, – проговорила Крикри горловым голосом. – Нам ничего чужого не надо.
– Я не уйду, пока не получу назад своих вещей. – Тео сел на стул, положил на стол шляпу. – Четыре креста и каска, вот и все, что мне нужно.
Крикри издала звук, похожий на рычание.
– Ты хочешь сказать, что я воровка?
– Нет, – сказал Тео. – Я этого не говорил. Просто отдай мои вещи, и дело с концом. Речь идет всего-навсего о вещах. Вещи, Крикри, мои вещи.
– Ты хочешь сказать, что я воровка. – Она подняла вуаль. Ее полная белая шея пульсировала, как жабий живот, а лицо покрылось красными пятнышками. – Ты сумасшедший. Я читала про тебя в газетах. Ты сошел с ума прямо в зале кинотеатра. Посмотрел фильм и тронулся умом. Ты иностранец и сумасшедший. Ты обвиняешь меня в воровстве… – Она с трудом перевела дух. – Уходи, Тео. Если ты не уйдешь, я сообщу полиции о твоих темных делишках. Ты знаешь, о чем я говорю: о фотографиях. О тех самых фотографиях.
Мясник переводил взгляд с Крикри на Тео: он ничего не понимал.
– Крикри, – сказал Тео, – я пришел по-хорошему. Ты забрала шубы, пальто, платья, жемчуг – все, что я тебе подарил. Я не возражаю. Туфли, шубы, жемчуг, кольцо с бриллиантом… Что ж, что случилось, то случилось. – Он помолчал. – Отдай каску и кресты, больше мне ничего не нужно. Крест с бронзовой пальмой, крест с серебряной звездой и два Георгиевских. Пожалуйста, Крикри.
– Ты назвал меня воровкой, – сказала Крикри. – Уходи, не то я пойду в полицию, и тогда тебе не поздоровится. Тебе и твоим дружкам. Ты считал меня дурочкой, а я не дурочка, нет, я хорошо запомнила одного твоего дружка, итальянца, который живет на площади Мобер. Я помню его имя – Домани…
– Крикри, зря ты это затеяла, детка, – проговорил Тео. – Я ничего не боюсь. Но друзей моих ты не трогай. Не надо. Поручик Домани – мой друг. Ты не имеешь права причинять ему зло. Он несчастный человек, но он был отважным офицером, он заслонил меня от вражеской пули, он…
Крикри нервно рассмеялась.
– Послушайте, что он тут говорит! От пули! Я сейчас расплачусь! Да ты просто полоумный, Тео! В газетах писали, что в полицейском участке с тобой случился припадок. Ты упал и обосрался! Герой! Упал и обосрался! Тебя нужно держать на цепи! Только посмей еще раз назвать меня воровкой! Только посмей! Ты слышал, Поль? Он назвал меня воровкой, этот сумасшедший иностранец!..
– Боже мой, Крикри… – Мясник развел руками: он все еще не понимал, что к чему в этой истории. – Крикри…
Она презрительно скривилась. Мясник совсем смутился и сник.
Тео налил себе ликера и выпил.
– Неужели ты не понимаешь? – Он провел ладонью по своему седому ежику на круглой голове. – Как ты безжалостна, Крикри… Мне ведь нужны только кресты да каска, только и всего. Не вынуждай меня…
Он вынул из кармана револьвер и положил его на стол.
Мясник побледнел и зажмурился.
Крикри смотрела на Тео широко открытыми выпученными глазами, чуть приоткрыв рот. Ее жабье горло запульсировало еще сильнее.
– Принеси мне кресты и каску, и я тотчас уйду. Пожалуйста. – Тео сдвинул брови. – Ну же!
Крикри вздрогнула.
– Там, – хрипло сказала она, кивая на дверь, – все там, в комнате… в чемоданах…
– Я подожду, – сказал Тео.
Крикри бросилась в комнату, закрыла за собой дверь. Было слышно, как в замке дважды повернулся ключ.
Тео посмотрел на мясника.
– Она заперлась. – Поль развел руками. – Поди пойми этих женщин…
– Крикри! – Тео повысил голос. – Ты зря рассчитываешь отсидеться за этой дверью! Здесь твой дружок! Ты его любишь, Крикри?
– Но мсье! – Мясник опустился на стул. – Боже правый, я-то тут при чем?
– Ты слышала? – Из-за двери не донеслось ни звука. – Крикри!
Мясник закрыл глаза. Губы его шевелились, словно он шептал молитву.
Тео вздохнул.
– Вы верите в Бога, Поль? – вдруг спросил он.
Мясник испуганно кивнул.
– Я верю в Бога, – продолжал Тео. – В одной газете про меня написали, что во мне очнулся Бог. Вы это понимаете? Очнулся Бог… Как это может быть? Будто Он спал во мне, словно нерадивый сторож… Я этого не понимаю. Но мне не по себе. Я не знаю почему, но мне не по себе, Поль. Я не знаю, что со всем этим делать. – Он приложил руку к груди. – Тут. Понимаете? Тут стало что-то не так… Все изменилось, словно у меня там растет еще одно сердце…
– Сердце?
– Оно такое огромное…
