Эвелин понимал причину его угнетенного состояния, как и то, чем оно может для них обернуться, когда начнется камнепад.
— Ты убил его, — сказал он, постаравшись, чтобы в его голосе не чувствовалось осуждения.
Таграйн остановился как вкопанный.
— Любой, кто ступит на Пиманиникуит, заплатит за это своей жизнью, — ответил он, стараясь, чтобы голос у него не дрожал.
Эвелин никогда не верил в это; в его сознании Таграйн просто стал орудием кровожадного Квинтала.
— Как они узнают, когда все закончится? — неожиданно спросил Таграйн. — Как они узнают, что камнепад вообще начался, находясь так далеко в море?
Эвелин во все глаза смотрел на него. Он надеялся втянуть Таграйна в обсуждение этой истории с молодым моряком, чтобы снять с его души тяжесть, по крайней мере на время. Но, похоже, его вопрос лишь еще больше растревожил Таграйна, который, подгоняемый чувством вины, снова забегал по пещере.
По их расчетам, камнепад должен был вот-вот начаться — они то и дело выглядывали из пещеры.
— А вдруг ничего не будет? — снова заговорил Таграйн. — Был ли хоть один человек, который видел камнепад собственными глазами и уцелел?
— Старые книги не лгут, — убежденно ответил Эвелин.
— Откуда тебе знать? — взорвался Таграйн. — И где, в таком случае, камни? Когда наступит этот долгожданный день? — он остановился, с трудом переводя дыхание. — Семь поколений! — внезапно закричал он. — Семь поколений прошло с тех пор, и мы оказываемся тут точно в неделю камнепада! Мыслимое ли дело? А что, если в монастыре слегка ошиблись в расчетах… ну, там на месяц или на год… Мы так и проторчим тут все это время?
— Успокойся, Таграйн, — пробормотал Эвелин. — Уповай на веру в Бога и отца Маркворта.
— Черт бы побрал отца Маркворта! — закричал Таграйн. — Бог? — он презрительно сплюнул. — Зачем Богу понадобилась смерть испуганного, ни в чем не повинного мальчика?
Да, понял Эвелин, Таграйна терзает жгучее чувство вины. Он подошел к нему, хотел взять за руку, утешить, но тот неожиданно оттолкнул его, выбежал из пещеры и скрылся в кустах.
— Стой! — закричал Эвелин и вышел следом за Таграйном.
Он тут же потерял его из виду — монах затерялся среди густой растительности. Однако предсказать его путь не составляло труда; скорее всего, он побежал к берегу. Эвелин двинулся в том же направлении, но, как только пещера скрылась из виду, что-то — внутренний голос, может быть — заставило его остановиться. Он взглянул на небо и заметил, что оно изменило свой цвет на пурпурный с розовым отливом, как это бывает на рассвете или закате. Однако солнце все еще стояло высоко над горизонтом и ярко сияло в безоблачном небе.
— Проклятье! — пробормотал Эвелин и со всей возможной скоростью бросился обратно к пещере.
Оттуда, с более высокой точки, он заметил быстро бегущего по берегу Таграйна, а на воде похожие на рябь всплески.
Эвелин закрыл глаза и принялся горячо молиться.
— Где ты, проклятый Бог? — кричал Таграйн на бегу. — Какую еще цену ты потребуешь за верность Тебе? Какую ложь предложишь в качестве объяснения?
Внезапно он услышал всплеск и резко остановился. И тут же схватился за руку, почувствовал под пальцами кровь и заметил маленький камень, дымчатый кристалл, лежащий у его ног на черном песке.
Глаза Таграйна широко распахнулись; чувство было такое, точно сам Бог только что ответил на все его вопросы. Монах повернулся и помчался к пещере, громко взывая к Эвелину.
Эвелин не мог оторвать взгляда от происходящего. Камни дождем падали у самого входа в пещеру, прожигая дыры в листьях деревьев и кустарников. Поначалу камнепад был довольно слаб, но постепенно становился все сильнее, и в конце концов на поверхности Пиманиникуита не осталось, казалось, ни одной точки, куда не упал бы камень.
Потом сквозь шум, сопровождающий этот «ливень», Эвелин услышал свое имя. Он выглянул наружу и увидел Таграйна, в оборванной одежде, истерзанного, истекающего кровью; казалось, на его теле не осталось ни одного не израненного места. Пошатываясь, он, однако, упрямо шел вперед.
Эвелин знал, что выходить сейчас наружу было бы верхом глупости, но как он мог не сделать этого? Все обойдется, угрюмо подумал он. Я подхвачу Таграйна и доведу его до пещеры. Он постарался выкинуть из головы мысль о том, что на самом деле перед ним стоит выбор — либо Таграйн, либо священные камни. Ведь если оба они погибнут, следующего камнепада придется ждать долго, очень долго.
Но Эвелину не пришлось делать этот выбор. Таграйн находился всего шагах в двадцати от пещеры, когда Эвелин еще только стоял у самого выхода из нее.
Он сразу же увидел это — темное пятно высоко над головой — и понял, каким-то образом понял, что сейчас произойдет.
Таграйн заметил товарища, и на его измученном, окровавленном лице расплылась широкая улыбка.
Камень летел вниз, как точно нацеленная стрела, и угодил в затылок Таграйна, который от удара рухнул на землю.
Эвелин отпрянул под укрытие пещеры и забормотал свои молитвы.
Камнепад усиливался еще на протяжении часа, барабаня по земле с такой яростью, что временами Эвелину казалось, будто камни могут пробить дыру в своде пещеры.
Но потом все закончилось, так же неожиданно, как и началось. Небо снова прибрело свой обычный темно-голубой цвет.
Эвелин выбрался наружу и подошел к Таграйну, превратившемуся в окровавленное месиво. Взгляд юноши привлекла роковая рана — зияющая дыра в черепе; все вокруг было забрызгано мозгами и кровью.
Потом Эвелин увидел «снаряд», оборвавший жизнь Таграйна, — большой пурпурный аметист. Очень бережно, даже благоговейно Эвелин вытащил его из головы своего мертвого товарища и положил камень на землю, успев, однако, почувствовать его невероятную мощь, подобную которой он даже и представить себе не мог. Несомненно, этот камень был могущественнее любого из тех, какими располагал Санта-Мир-Абель! И какой большой! Аметист едва помещался на раскрытой ладони Эвелина.
Он выкинул из головы все мысли о Таграйне, убитом им юноше и занялся делом, которому его обучали все эти долгие годы. Первым он обработал аметист, покрыв его специальным маслом и создав вокруг него нечто вроде защитной пленки через прикосновение и молитвы.
Потом, повинуясь исключительно инстинкту, Эвелин начал отыскивать камни, в наибольшей степени насыщенные энергией. Во многих вообще не ощущалось никакой магической силы; скорее всего, они остались от предыдущих камнепадов. Следующим после аметиста он отобрал гематит размером с яйцо, а потом рубин, маленький, но безупречный.
Только отобранные и обработанные им камни сохранят свою силу; остальные станут просто частью поверхности Пиманиникуита, утонут в его черном песке, затеряются в траве, которая успеет вырасти на протяжении семи последующих поколений.
