– Это было ее желание.
– Тебе не показалось, что это довольно странно? У такого успешного сына мать моет полы и туалеты в ресторане.
– Я в это не лезла, – поспешно сказала Арина. – Сергей тоже очень возмущался, но никак не мог на нее повлиять.
– Хорошо, пусть так. Со временем он стал бить тебя чаще?
Арина какое-то время молчала, уставившись в стену, потом вздохнула.
– Не чаще. Просто сильнее. Терял контроль, не мог остановиться. А теперь отдайте ручку, я допишу, – решительно произнесла она. – Не вижу смысла терять время. Это я столкнула Сергея, у меня был и мотив, и возможность. Это сделала я.
Ручку Лена отдала, но в душе остался неприятный осадок и ощущение неестественности происходящего.
«Я где-то ошиблась, – думала она, глядя на склонившую голову над листом Арину. – Она сейчас подписывает себе приговор, а я смотрю и не мешаю, потому что у меня нет доказательств обратного. Что я упустила?»
– Арина, ты очень обижена на своего отца? – спросила она, заметив, что Долженкова перестала писать и о чем-то думает.
– На отца? При чем тут мой отец? – снова вздрогнув, переспросила Арина.
– Я просто подумала о том, что он оставил твою маму в таком тяжелом состоянии. Ты не считаешь, что это предательство?
Лицо Арины вдруг стало злым и жестким, словно Лена ударила ее в какую-то болевую точку, и от этой боли у Долженковой словно прибавилось сил:
– Да, считаю. Считаю, что мужчина должен отвечать за своих близких. Считаю, что он обязан это делать. А мой отец убежал от трудностей, нашел место, где ему лучше и легче. Предатель! Он и меня предал своим уходом. Я ночами постельное белье шила, чтобы продать и хоть какие-то копейки иметь на лекарства. До сих пор во сне вижу эти рулоны бязи, которые мне заказчик привозил! А отец мой в это время на новенькой иномарке раскатывал и в Турции кости грел! Я его встретила однажды, так он даже не спросил, как у нас дела, как мама, как я, справляюсь ли, есть ли деньги. Ну, все верно – зачем ему это? У него все хорошо и слава богу, а как там жена парализованная и дочь – зачем ему знать?
Арина закрыла лицо руками, но не заплакала, а только тяжело задышала, стараясь усмирить рвавшийся наружу гнев.
– Я с Сергеем когда познакомилась, думала – ну, все, теперь я смогу вздохнуть свободно, будет человек, который возьмет на себя ответственность за меня и мою жизнь. Я не приспособлена к тому, чтобы волочь все на себе, ну, не могу я, противно это моему сознанию. Может, кому-то нравится все самой решать, а я не хочу! Я женщина, я слабой быть хочу, нежной! И первые два года так и было. Сергей все заботы с меня снял сперва и сиделку нанял для мамы – она до сих пор работает. А потом начался режим жесткой экономии. Сергей считал, что должно быть необходимое, а лишнего быть не должно. Я все время спрашивала – а зачем тогда тебе столько денег? Он сказал – чтобы Гарик мог учиться в лучших учебных заведениях, там, где захочет, и чтобы, когда он вырастет, ему было с чего начать собственное дело. Я не понимаю – когда столько денег, сколько у Сергея, к чему такие крайности? К чему эта идиотская экономия на всем? Я не такой жизни хотела, не этого ждала!
– Но ведь украшения он тебе покупал дорогие?
– Это он за побои откупался, – скривилась Арина. – Даже странно… Он меня бил – а я его любила. Иррациональное что-то… Наверное, мне нравилось, как он унижался потом, когда понимал, что сделал. И еще я ему благодарна за маму. Он меня ни разу не упрекнул, ни разу не забыл деньги сиделке перевести, лекарства купить вовремя, врача-реабилитолога нанял, она на дом приходит. Вот за это я ему все готова простить.
– Тогда зачем ты его столкнула?
Арина вздрогнула:
– Потому что… потому что я устала терпеть. Просто устала терпеть. А теперь… можно я все-таки допишу?
– Конечно, – вздохнула Лена. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
– Разумеется, – кивнула Арина. – Я отлично осознаю все, что происходит, и делаю то, что должна.
Лена уезжала из СИЗО с отвратительным ощущением неправильности происходящего. Самое странное – ей казалось, что именно она виновата в этом, потому что проглядела что-то важное, какую-то деталь, из-за которой все пошло не так.
Сидя в кабинете, она вчитывалась в сухие строчки чистосердечного признания Арины Долженковой и не верила ни единому слову. Да, схема складывалась, чисто технически все могло быть именно так, если бы не одно «но». Лена так и не смогла поверить в то, что это сделала Арина. Слишком часто в ее словах проскакивала фраза «я его любила». Да и слова о благодарности за мать тоже не укладывались в написанный на листе текст.
– Я что-то упустила, – произнесла Лена вслух. – Что-то все-таки упустила. Надо поехать в «Титаник» самой и поговорить с персоналом.
Она совершенно забыла, что уже вечер, что она не позвонила Павлу, что не обедала и теперь даже поужинать сможет поздно – ей важно было как можно скорее оказаться в ресторане и расспросить всех, кого сможет там застать.
В «Титанике» Лену встретили без особого радушия. Управляющий рестораном, невысокий лысоватый мужчина лет сорока, окинул ее взглядом и со вздохом поинтересовался:
– А куда же мальчик тот молодой подевался? Не справился, выходит?
– Дело передали мне, – уклончиво ответила Лена. – Могу я задать несколько вопросов тем, кто работал в тот вечер?
– Сегодня только одна официантка в смену, остальные на выходном, а уборщица наша в больнице.
– Тогда пригласите, пожалуйста, официантку.
Управляющий вышел и через пять минут вернулся в сопровождении стройной девушки в форменном фартуке:
– Вот, пожалуйста, общайтесь.
Девушка присела на край дивана и вопросительно посмотрела на Лену:
– Вы тоже следователь?
– Тоже. Я могу задать вам несколько вопросов, Алла? – взглянув на ее бейдж, спросила Лена.
– Задавайте, – пожала плечами девушка. – Только я все рассказала прежнему следователю, мне добавить нечего. Я на веранде не была, как все произошло, не видела. Я в зале находилась.
– Хорошо. А в зале вы не заметили ничего странного? Может, потерпевший и его супруга поссорились?
– Нет. Она опоздала к началу, но он вроде нормально отреагировал. Она села рядом с ним, вина красного выпила.
– А потерпевший, вы не заметили, много пил?
– Как все, – пожала плечами девушка. – Только мужчины пили крепкое, а он – вино, я это запомнила, потому что как раз их край стола обслуживала и сама наливала и ему, и ей. Но пьяным он точно не был.
– А на веранду точно никто не выходил, кроме них?
– Я не могу с уверенностью сказать. Может быть, и выходили, но я не видела. Мы же не присматривать за гостями должны, а обслуживать. Некогда по сторонам глазеть. Хотя… – девушка наморщила лоб и вдруг сказала: – Знаете, а ведь, кажется, тетя Галя, уборщица, спускалась с веранды. Я еще удивилась – чего она там забыла? Но, может, кто-то что-то разлил, не знаю.
