День обещал быть теплым, но пасмурным, и Лена похвалила себя за балетки вместо босоножек и джинсы вместо юбки.
«Теперь бы еще маму дома застать».
Наталья Ивановна была дома. Но то, что ждало Лену в родительской квартире, сперва на несколько минут лишило ее дара речи. В кухне за завтраком восседал показавшийся смутно знакомым мужчина в домашних тапочках и спортивных брюках, а мать в длинном китайском халате выглядела довольной и счастливой.
– Выпьешь кофе с нами? – как ни в чем не бывало предложила Наталья Ивановна оторопевшей от увиденного дочери. – Кстати, познакомься, Лена, это мой друг Валерий Семенович. А это моя дочь Елена.
Крошина вдруг поняла, где именно она уже видела этого поджарого совершенно седого мужчину – это был председатель местной коллегии адвокатов. И, как оказалось, у матери с ним роман.
– Вы присаживайтесь, Лена, – совершенно хозяйским тоном пригласил Валерий Семенович, выдвигая для нее табуретку из-под стола. – Наташа, ну, а ты что стоишь? Доставай чашку, наливай кофе, пока он не остыл. Вы любите кенийский кофе, Лена?
Крошина абсолютно растерялась и чувствовала себя в родительском доме гостьей. В каком-то тумане она опустилась на табуретку, машинально отхлебнула кофе из поставленной перед ней матерью чашки, сморщилась от резкого вкуса и словно пришла в себя:
– Мама, мне нужно срочно с тобой поговорить.
– Говори, – Наталья Ивановна уселась напротив.
– Нет. Это конфиденциальный разговор.
– Лена, ну, ты ведь не в суде! Скажи проще – надо поговорить с глазу на глаз. Это что – так срочно?
– Да. Вы извините нас, Валерий Семенович? – Лена перевела взгляд на ухажера матери, и тот спокойно кивнул:
– Конечно. Вы явно не кофе попить в такую рань приехали. Наташенька, я в кабинете завтрак закончу, вы разговаривайте, – и, составив на поднос тарелки и чашку с кофе, он удалился.
Лена проводила его взглядом:
– И когда ты собиралась мне сказать?
– О чем? – невозмутимо переспросила мать.
– Мама! Ты можешь без вот этого, а? Когда ты собиралась сказать, что встречаешься с мужчиной?
– Совершенно не собиралась говорить. Ты взрослая, и тебя это никак не касается. Это моя жизнь.
– Это понятно, – согласно кивнула Лена. – Непонятно другое. Что с ним не так, если ты его от меня скрывала? Он женат?
– Женат. И что из этого?
– Мама!
– Лена, повторяю – это не твое дело. Ты хотела поговорить – говори.
Крошина потрясла головой, чтобы собраться с мыслями, и посмотрела на мать:
– Ты не могла бы прямо сейчас ответить на несколько вопросов следователю Крашенинникову?
Наталья Ивановна удивленно вздернула брови и переспросила:
– Что? Кому?
– Следователю Крашенинникову Петру Анатольевичу. Он ведет дело о гибели бизнесмена Долженкова – слышала такую фамилию?
– Разумеется. Но при чем тут я? Я его не знала.
– Мам, ну, не надо, а? Ты выступала адвокатом его жены в деле об установлении отцовства – и ты не знаешь истца?
– Я видела его только в суде.
– Ну, пусть так. Но Арину-то ты знаешь, ты не можешь этого отрицать, она моя одноклассница.
– И взялась я за ее дело только поэтому. Но чем я могу помочь твоему следователю?
– Он хочет задать тебе несколько вопросов об Арине и об этом иске.
– Я не думаю, что это имеет какое-то отношение…
– Мама, твое дело только на вопросы ответить, а уж остальное Петр сам решит.
Лена не стала говорить матери об исчезновении Арины и ее сына, пусть лучше это сделает Петр, когда сочтет уместным.
– Хорошо, – пожала плечами Наталья Ивановна. – Пусть вызывает повесткой.
– Мама, нужно сегодня, – взмолилась Лена. – Он звонит тебе с пятницы, у тебя телефон недоступен постоянно. Это не займет много времени.
– Лена, у меня были планы.
– Хорошо, мама, я тебя ни о чем не просила, – Лена вдруг устала разговаривать, почувствовав дикую усталость, от которой хотелось как можно скорее избавиться, забравшись в постель.
Она поднялась и пошла из кухни, но Наталья Ивановна выскочила следом:
– Прекрати! Ты всегда делаешь выводы по первым трем словам, потом начинаешь додумывать!
– Первые три слова, как правило, оказываются единственными правдивыми. Хотела избавить тебя от оправданий.
– Не надо, я не собиралась оправдываться. Если твой следователь сможет подъехать в течение часа, то я отвечу на все его вопросы, если нет – пусть ждет до завтра. В три часа мы должны быть за городом, нас там ждут.
– Петр приедет минут через пятнадцать. Я позвоню.
Наталья Ивановна кивнула и ушла переодеваться, а Лена набрала номер Крашенинникова и продиктовала адрес, попросив поторопиться.
Разговаривать со следователем Наталья Ивановна пожелала в кабинете, и Лена вынуждена была остаться в кухне. Валерий Семенович решил скрасить ее одиночество, хотя Лена чувствовала себя в его присутствии неловко и предпочла бы вовсе обойтись без него. Но мужчина зачем-то решил понравиться дочери своей пассии, а потому активно шутил, рассказывал какие-то адвокатские байки, называл Лену то «коллегой», то вдруг почему-то «деточкой», и Крошина, сцепив зубы, терпела этот театр одного актера.
Она уже пожалела, что не поехала домой – могла бы сказать Петру, чтобы заехал к ней, если появятся вопросы, но теперь уходить было уже неловко.
«Когда я научусь ставить собственные интересы выше чьих-то? Я причиняю себе неудобства и доставляю дискомфорт, чтобы кому-то было хорошо и удобно. Надо с этим как-то бороться», – думала Лена, глядя в окно поверх головы сидящего напротив Валерия Семеновича.
– А вы ведь в прокуратуре раньше работали, Леночка? – прорвался сквозь мысли его голос.
– Да.
– А чего ж ушли? Работа показалась тяжелой?
– Я делала ее больше десяти лет.
– И что же заставило все-таки уйти? Прилипчивые опера? – хохотнул Валерий Семенович, и Лена раздраженно процедила:
– Мне некогда было заводить романы на работе. Я убийства раскрывала.
– О, по особо тяжким работали? Надо же. При такой мягкой внешности – и вдруг…
«Если Петька не выйдет из кабинета в течение десяти минут, я встану и уеду», – про себя решила Лена, еле удерживаясь, чтобы не нагрубить.
– Лена, я вам неприятен? – вдруг спросил Валерий Семенович, и Крошина вспыхнула, поняв, что либо сказала фразу вслух, либо так и не смогла проконтролировать выражение своего лица.
– Нет, но…
